Силуэты пушкинской эпохи

В 1820 году князь Дмитрий Владимирович Голицын был назначен на пост московского генерал-губернатора, на котором и пробыл до своей смерти в 1844 году. «История Москвы за эти годы без жизнеописания его невозможна, — писал о Голицыне граф Шереметев. — Для нее он находил время, заботился о благоустройстве города, устраивал бульвары, сады, фонтаны, строил больницы, завел вместе с несколькими любителями на свои средства итальянскую оперу, устраивал маскарады с приглашением купечества, принимал живое участие в делах университета, давал балы, предпринял дело описания Москвы». «Он любил Москву и с жаром всегда и везде отстаивал ее права», — писал о Голицыне князь П. А. Вяземский. Впрочем, о личности и деятельности Дмитрия Владимировича с сочувствием отзывались многие современники — И. И. Пущин, А. И. Герцен, В. А. Жуковский, назвавший Голицына в стихах, ему посвященных, «Друг человечества и твердый друг закона», и даже язвительный Ф. Ф. Вигель. «Это был человек примечательный, — писал о нем Филипп Филиппович, — в нем встречалось все то, что было лучшего в рыцарстве, со всем, что было достойно хвалы в республиканизме. Более чем кто, он был предан, верен престолу, но никогда перед ним не пресмыкался, никому из приближенных к нему не льстил, никогда не был царедворцем, большую часть жизни провел в армии и на полях сражений добывал почести и награды. Оттого-то и в обхождении его была вся прелесть откровенности доброго русского воина с любезностью, учтивостью прежних французов лучшего общества. И это была не одна наружность, под нею легко было открыть пучину добродушия. Удивительно ли, что Москва так долго была им очарована».

Н. И. Греч (1787–1867)

«Нет ни одного человека в Москве, который бы умел врознь понять Минина и Пожарского так, как нет ни одного человека в Петербурге, который бы умел понять врознь Булгарина и Греча», — писал А. И. Герцен. А между тем эти два человека, неразрывно связанные долгое время изданием пресловутой газеты «Северная пчела» — олицетворения охранительной прессы, — весьма сильно отличались друг от друга.

Одиозная и по-своему колоритная личность Булгарина подавила Греча, сделала его своим слабым подобием, тенью. Если имя Греча и произносится, то только в связи с именем Булгарина, как будто у него не было собственной судьбы…

«Род мой происходит из Германии, — пишет в своих „Записках“ Греч, — а именно, сколько мне известно, из Богемии… В половине XVII столетия несколько тысяч семейств протестантских, преследуемых католическими изуверами, бежали большею частию в Северную Германию и Пруссию. В числе их был и прапрадед мой». Дед писателя Иоганн Эрнест Греч был приглашен в Россию в 30-е годы XVIII века герцогом Бироном в качестве секретаря, а затем был назначен профессором истории и нравоучения Рыцарской академии, как назывался тогда Сухопутный шляхетский кадетский корпус. В последние годы жизни он преподавал политику и историю будущей императрице Екатерине II.

Отец Греча был чиновник и в этом же качестве желал видеть и сына. Николай Иванович сначала учился в Юнкерском институте, был вольнослушателем Педагогического института. Но вопреки воле отца он отказывается от карьеры чиновника и с 1804 года преподает язык и литературу в различных учебных заведениях Петербурга. В это же время начинается и его литературная деятельность. Когда Гречу было 14 лет, отец купил ему у какого-то англичанина ручную типографию. «Типография моя вскоре остановилась, — пишет Николай Иванович. — Буквы засорились, а я не знал, как их вычистить. Посещая лекции в Академии Наук, заходил я нередко в типографию академическую, с любопытством смотрел на набор, выправку и печатание и думал: Ах, кабы мне иметь такую типографию и печатать, что хочу. Припомню при этом слова Гете: „Чего желаешь в юности, то изобильно имеешь в старости“».

Действительно, мечта Греча сбывается вполне. С 1808 года начинается его путь издателя и профессионального журналиста. Он берется за дело, проявляя при этом чисто немецкий педантизм, аккуратность и необыкновенную трудоспособность. «В течение 10 лет, — писал Кс. Полевой, — Греч оживлял журнальную и критическую часть нашей литературы. Вокруг него образовалась семья петербургских литераторов, дотоле незаметная, ибо для нее не было печатного органа прежде появления Греча».