Силуэты пушкинской эпохи

Судьба зло шутила с Кюхельбекером, как будто целенаправленно нанося удары. В 1807 году в возрасте 10 лет он тяжело заболел. После болезни навсегда остались глухота на левое ухо, какие-то странные подергивания всего тела, нервические припадки и связанная с этим невероятная вспыльчивость. Собственно говоря, участие Кюхельбекера в событиях 14 декабря и поведение его на Сенатской площади — что впоследствии самому Вильгельму Карловичу представлялось кошмарным сном — также по большей своей части объясняются его болезненно-сложной душевной организацией. Одиночное заключение, каторга окончательна подорвали его здоровье. К последним годам жизни он практически ослеп. Несчастия, которые на него обрушивала судьба, касались даже мелочей. «Сегодня в ночь меня обокрали, — записывает Кюхельбекер в дневнике 16 апреля 1841 года, — отбили замок у амбара и унесли четыре серпа, полкожи сыромяти, 13 фунтов масла и потник».

Трагическая тяжесть ощущается и в громоздких сломах слога и ритма его стихотворений, и в поэтическом мире его лирики вообще, которую иначе как серьезной и не назовешь. Символично, что одно из первых стихотворений Кюхельбекера называется не по-юношески строго и весомо — «Бессмертие есть цель жизни человеческой». Образ Дон Кихота соединялся в нем с образом библейского Иова, детская непосредственность с пережитой философией страдания. «С неделю у меня чрезвычайно живые сны, — записывает Кюхельбекер в своем дневнике. — в предпрошедшую ночь я летал или, лучше сказать, шагал по воздуху, — этот сон с разными изменениями у меня бывает довольно часто, но сегодня я видел во сне ужасы, и так живо, что вообразить нельзя. Всего мне приятнее, когда мне снятся дети: я тогда чрезвычайно счастлив и с ними становлюсь сам дитятью».

Жизнь дарила Кюхельбекеру не слишком много радости, заставляя особенно остро чувствовать смысл, скрытый для очень многих людей. «Если бы страдания, — писал Кюхельбекер, — и не имели другой пользы, а только бы приучали охотнее умирать, — и то должно бы благодарить за них Создателя».

М. А. Максимович (1804–1873)

«Он был мягкою и уступчивою личностью и сердечно благородной натурой… Никакой заносчивости и гордости. Всегда был полон готовности сделать что-либо хорошее, но вместе с тем и всегда был полон достоинства», — писал о Михаиле Александровиче один из современников.

В этом скромном, уступчивом человеке, мягкость которого, казалось, еще более подчеркивали очки (он страдал глазами и к 25 годам практически ослеп на правый глаз), соединялись поэт, ученый-естественник, историк, фольклорист. Киев и Москва, Россия и Малороссия органично сочетались в его жизни, взаимодополняя друг друга.

Михаил Александрович Максимович родился на Украине в Полтавской губернии, отец его принадлежал к старинному дворянскому роду, мать происходила из семьи Тимковских, многие из которых были известны в литературных кругах.

В 1819 году Максимович поступил в Московский университет на словесное отделение, однако спустя два года перевелся на физико-математическое и стал заниматься под руководством профессора Михаила Григорьевича Павлова ботаникой, интерес к которой определился у Максимовича еще в детстве.

Но словесности Максимович не оставил. Участник Раичевского кружка, постоянный посетитель дома Николая Полевого, знакомый В. Ф. Одоевского, Киреевских, Надеждина, Погодина, он печатал свои статьи в «Телескопе», «Московском телеграфе», альманахе «Урания», издавал уже в 30-е годы свой альманах — «Денница», писал стихи, правда, не пользовавшиеся особым успехом, собирал народные песни (в частности, в 1827 году вышел его сборник «Малороссийских песен»). Максимовича высоко ценили Орест Сомов, Гнедич, Дельвиг, Гоголь, Шевченко, Мицкевич, Пушкин.

С неменьшим уважением относились к нему в научном мире. С 1826 года Максимович преподает в Московском университете, где руководит кафедрой ботаники, заведует ботаническим садом и гербарием, издает научные труды («Список московской флоры», например). О его лекциях с восторгом отзывался Герцен, слушавший Максимовича в университете. Его даром слова восхищался граф Уваров. Кстати, именно Максимович первым ввел такие ботанические термины, как особь и сложноцветный.

В 1834 году Максимович уезжает из Москвы. Поддавшись на уговоры Гоголя, при содействии Вяземского и Жуковского, он был назначен профессором русской словесности в университет св. Владимира в Киеве. Он преподает, создает курс истории древней русской словесности, переводит «Слово о полку Игореве», пишет критические статьи о русских и украинских авторах, ведет обширнейшую переписку (круг его знакомых был просто необъятен) и не менее обширную общественную деятельность. К концу жизни он состоял членом 21 организации самого разного рода.

Этот мягкий и не обладавший сильным здоровьем человек сделал за свою жизнь невероятно много. Поэтическое вдохновение, не принесшее ему признания в поэзии, в полной мере проявилось в других занятиях, делая его, по справедливому выражению современника, «поэтом науки».