Сильвестр

- Не может быть! Неужели кто-то мог сказать обо мне такое? воскликнула Феба, порозовев от удовольствия. - Кто же это был? Умоляю, скажите, кто сделал мне такой комплимент?

Сильвестр покачал головой. Его развеселило ее сильное желание узнать, кто счел ее необычной. Если это и можно было считать комплиментом, то весьма сомнительным, и тем не менее мисс Марлоу страшно хотелось узнать, от кого он исходил. Сейчас она была похожа на ребенка, которому не дают любимую игрушку.

- Только не я!

Девушка вздохнула.

- Как вам не стыдно! Разве можно так шутить?

- Я и не думал шутить. С какой стати мне насмехаться над вами?

- Не знаю, но у меня такое впечатление, что вы могли подшутить. Люди редко говорят обо мне хорошее... а если и говорят, то я никогда этого не слышу. - Феба Марлоу задумалась и не очень уверенно добавила: - Конечно, эти слова могут означать, что я просто странная девушка... Знаете, словно во мне есть нечто старомодное.

- Да, старомодное... или нечто вызывающее.

- Нет, - покачала головой девушка. - Только не это, потому что я не вела себя вызывающе, когда жила в Лондоне. Я вела себя очень прилично и была... скучной.

- Может, вы и вели себя прилично, но в отношении скуки я с вами не согласен.

- Да ведь вы сами как-то обозвали меня скучной! - язвительно заметила Феба. - Но, если честно, то все дело в том, что мама не спускала с меня глаз.

Сильвестр вспомнил поведение Фебы в Остерби и заметил:

- Да, вы совершенно правы: от леди Марлоу бежать необходимо. Но не в одиночку и не в простой дорожной карете. Хоть с этим вы согласны?

- Спасибо, - робко поблагодарила герцога Феба. - Я просто подумала, что будет удобнее путешествовать в дорожной карете. Когда, по-вашему, я смогу отправиться в путь?

- На этот вопрос я ответить не могу. Мимо "Голубого вепря" до сих пор не проезжал ни один экипаж из Лондона. Поэтому я думаю, что за Спинхэмландом по-прежнему большие сугробы. Необходимо дождаться почтовой кареты из Бристоля.

- Меня терзают тревожные предчувствия, что вместо нее мы увидим мамин экипаж... Только он-то не проедет мимо "Голубого вепря" без остановки, загробным голосом заметила Феба.

- Даю вам слово, что не позволю отвезти вас обратно в Остерби... Можете на меня положиться!

- Очень опрометчивое обещание! - заявила девушка.

- В самом деле? Смею вас уверить, я вполне осознаю его значимость и серьезность, но раз я дал слово, мне не остается ничего иного, как надеяться и просить небеса, чтобы меня не втянули в какое-нибудь серьезное преступление. Думаете, я шучу? Ничего подобного, и я могу доказать свою серьезность и добрые намерения, наняв Алису.

- А что она может сделать? - удивилась Феба.

- Поехать с вами в качестве служанки, конечно. Ну, хватит, хватит, мэм. А я-то думал, что вы получили строгое воспитание и вам известно, что молодая девушка знатного происхождения не может путешествовать без служанки!

- О, какая забота о моей нравственности! - воскликнула Феба. - Как будто мне не все равно, со служанкой путешествовать или одной!

- Очень может быть, что вам все равно, но леди Ингхэм сразу обратит внимание на такую мелочь, можете не сомневаться. К тому же, если дороги окажутся в худшем состоянии, чем мы предполагаем, вам придется провести ночь на каком-нибудь постоялом дворе или почтовой станции.

На это трудно было что-либо возразить, но в голосе Фебы все равно послышался вызов.

- Если Алиса откажется ехать со мной, я не стану тратить время и задумываться над подобной чепухой!

- О, смею вас уверить, что вы ошибаетесь в отношении Алисы! Она сделает то, что я ей скажу, - улыбнулся Сильвестр.

Самоуверенность, с которой герцог Салфорд произнес эти слова, заронили в мисс Марлоу надежду на то, что Алиса Скейлинг ответит отказом, но, как и следовало ожидать, Сильвестр был прав. Узнав, что ей предстоит сопровождать мисс Марлоу в столицу, Алиса впала в состояние блаженного экстаза. Она бросила на Сильвестра изумленный взгляд и почтительно промолвила:

- Лондон!..

А когда герцог сообщил девушке, что выдаст ей на карманные расходы пять фунтов и купит обратный билет, она на несколько минут просто лишилась дара речи. Позже она сообщила матери, что боялась, как бы от волнения у нее не разошлась шнуровка на груди.