Сильвия

Старшая сестра только здесь, в Нью-Йорке, почувствовала, какая большая перемена произошла в ней за последние две недели. Селеста казалась ей такой светской, уверенной в сравнении с ней самой, и бесстыдно жестокой в своем увлечении светскими делами. Неужели она, Сильвия, могла бы когда-нибудь «убийственно волноваться» по поводу жизни миллионера или дорогих нарядов миллионерш. Сестра ее очень выросла за последние месяцы. Сильвия прямо не узнавала ее временами, столько спокойного самообладания было у этой девушки, столько уверенности в себе и в своих представлениях о жизни. Сильвия невольно украдкой поглядывала на нее за завтраком и с удивлением думала: «Неужели это моя маленькая сестренка?»

Сильвия пыталась вычеркнуть из памяти миллионера, но совершенно избавиться от мыслей о нем было не так-то легко. Й он не преминул вскоре напомнить ей о себе. Устав от езды по магазинам и визитов, она прилегла отдохнуть после завтрака, когда, к ее удивлению, ей подали письмо со штемпелем известного здешнего отеля. Едва взглянув на конверт, она узнала прямой почерк ван Тьювера.

«Дорогая мисс Кассельмен, – гласило письмо, – я знаю, вы рассердитесь, когда узнаете, что я поехал в Нью-Йорк вслед за вами. Я могу только просить вас о сострадании ко мне. Вы взвалили на меня непосильное бремя презрения. И если я рано или поздно не заслужу вашего уважения, я не в силах буду жить дальше. Я хочу добиться только вашего уважения и обещаю вам ничего другого не добиваться и ни о чем другом не помышлять. Какой бы дурной человек я ни был, вы не можете отнять у меня надежду на то, что я могу стать лучше когда-нибудь».

На такую просьбу Сильвия, конечно, не могла ответить отказом. Напомнив ей о сострадании, он коснулся ее слабой струны, потому что она жалела всех страдающих и жалела, не рассуждая, заслуживают ли они жалости или нет.

У нее сжалось сердце, когда она увидала его. Он похудел, глаза лихорадочно блестели. Этот безукоризненно светский человек, образец хорошего тона и вкуса, стоял перед нею, как провинившийся школьник, не смея поднять глаза.

– Это великодушно с вашей стороны, что вы приняли меня, – заговорил он тихим голосом. – Я хотел бы объяснить вам кое-что. Я много думал о том, что вы сказали мне. Я только об этом и думал эти дни. Я становился на вашу точку зрения. Я знаю, что произвел на вас впечатление чудовищного эгоиста, себялюбца. Ваше презрение жгло меня, как огонь. Я не в силах жить дольше с этим чувством в душе и должен доказать вам, что вовсе не такой дурной человек, каким показался вам. Я бы хотел, чтобы вы уяснили себе мое положение и как трудно мне быть самим собою.

Он замолк. Сильвия заметила, что он мнет в руках свою шляпу, как растерявшийся мальчик.

– Я бы хотел, – продолжал он, – чтобы вы поняли меня, выслушали меня, – простите мою назойливость…

– Говорите, мистер ван Тьювер, – мягко сказала она.

– Если бы вы только знали, какую роль в моей жизни играет полученное мною воспитание. Вы меня ненавидите, это ясно. Но вы первый человек, который взглянул на меня иными глазами, не как на обладателя миллионов. Люди, которых я встречал до вас, ни на мгновение не забывали о моих деньгах, и я всегда чувствовал это. С тех пор как я помню себя, все подходили ко мне уже с предвзятой мыслью, все – и мужчины, и женщины – расценивали меня известным образом. И только вы, вы первая…

Он остановился, видимо ожидая от нее поощрения и поддержки. Она спокойно смотрела ему в глаза.

– Чем же именно я удивила вас?

– Вы… но вы, быть может, рассердитесь на меня? – нерешительно произнес он.

– Нет, нет, говорите совершенно откровенно!

– Вы отвергли мое предложение, мисс Кассельмен…

– А вам, конечно, и в голову не приходило, что какая-либо женщина может вам отказать?

– Нет, – тихо ответил он.

– Что за мир? – прошептала Сильвия после долгой паузы. – Какой ужас! Да, я осуждала вас, но ведь вы только часть известного общества, а это общество я ненавижу всей душой.

– Да! Да! – воскликнул он, и в глазах его блеснул луч надежды. – Это ужасный мир! И я хотел бы, чтобы вы помогли мне уйти из этой среды и стать иным человеком, который не внушал бы вам презрения. Я прошу у вас только немного внимания, помощи и совета. Я не буду даже домогаться вашей дружбы. Я знаю, что недостоин ее. Верьте, мне мучительно стыдно при одном воспоминании о том, что я делал вам предложение.

– Ну, что же… – ответила Сильвия, улыбаясь, – вы выразили мне этим ваше доверие…

Но ему было не до шуток. Он приехал к ней в состоянии отчаяния, бичевал и унижал себя перед нею и увлек Сильвию своей горячей исповедью. Она поспешила уверить его, что изменила мнение о нем и что он может писать ей о борьбе с самим собою и о своих надеждах. Когда-нибудь они встретятся опять и, может быть, станут друзьями.

Они продолжали еще разговор на эту тему, когда Сильвии подали телеграмму. Она быстро распечатала ее. Ван Тьювер видел, что она побледнела, как смерть.

– Ах! Ах! – со стоном вырвалось у нее. Она вскочила со своего места. Он тоже встал.

– Что случилось? – спросил он.