Сильвия

Первый ребенок стал их наградой за годы медитаций и молитв, поэтому незапланированное рождение второго сына не вызвало ярких эмоций. Его любили инстинктивно, но не уделяли ему такого внимания, как Антону, сделанному словно на заказ. Бхаубааба это совсем не беспокоило. На самом деле он был рад, что его кумир стал всеобщим любимцем. Именно поэтому случившееся позже так расстроило его. От предательства, в отличие от других душевных травм, невозможно исцелиться. Лучшее, что можно сделать после многолетних попыток забыть об этом, – стать циником. Их родители были безмерно преданы своей вере, как это бывает только у эмигрантов, а Антон был безбожником. Поначалу Бхаубааб вместе с братом насмехался над религией, просто чтобы угодить ему, а позже научился думать своей головой. Но ни один из них не осмеливался перечить родителям. Они беспрекословно посещали занятия по изучению Библии, принимали причастие, ходили на исповеди, читали новенны, соблюдали Великий пост и делали все то, что от них требовали, даже не пытаясь закатывать глаза в знак протеста. У братьев не было желания сопротивляться. Им это было неважно, пока они могли быть кем угодно в своих фантазиях. По крайней мере так считал Бхаубааб.

Однажды, когда Бхаубаабу было около двенадцати лет, родители пригласили нового священника, родившегося в Гоа, но выросшего в Лиссабоне, для освящения их дома. После благословения и чая с доче де грао священник сидел в большом кресле в гостиной и улыбался мальчикам. Тщательно вымытые и одетые в сильно накрахмаленные рубашки, они стояли перед ним в ожидании его милости и совета.

– Вам повезло, что у вас такие родители. Они очень хорошие люди. Хорошие гоанцы. Расскажите, мальчики, чему вы у них научились?

Бхаубааб был оскорблен таким покровительственным тоном. Склонив голову, он принялся рисовать ногой круги, чтобы скрыть свое раздражение. В поисках поддержки он смущенно посмотрел на Антона. Но брат, вместо того чтобы разделить его негодование, смиренно встретил взгляд священника и тихо ответил:

– Милосердию, отец. Они научили нас ценить милосердие. Они очень великодушные люди, и мы стараемся подражать им во всем. Если в этой жизни нам удастся хотя бы на четверть быть столь милосердными, как они, то мы сможем считать себя праведными христианами.

Бхаубааб помнил, какое впечатление произвели эти слова на священника и как заблестели глаза его родителей. Когда те принимали поздравления священника, что у них такой замечательный сын, Антон подмигнул Бхаубаабу. Он был ошеломлен такой дерзостью брата. В любом случае это должно было послужить предупреждением о его корыстной и двуличной натуре. Но Бхаубаабу тогда это не пришло в голову. И поэтому ему было невероятно больно, когда Антон, вместо того чтобы заверить в своей поддержке, ухмыльнулся и фыркнул в ответ на его признание в чувствах к Эреву[13].

– Не говори маме, – попросил Бхаубааб, неожиданно засомневавшись.

– Еще посмотрим, – лишь бросил Антон с усмешкой на губах.

Жестокие издевательства стали обычным делом. Антон не шантажировал Бхаубааба, чтобы тот выполнял за него работу по дому, как можно было бы ожидать. Вместо этого он сваливал на младшего брата все большее количество мелких грехов, проверяя пределы его эмоциональной стойкости к наказаниям. Бхаубааба обвинили в том, что он бросил в голову священника косточку от авокадо. Во время родительского допроса он было открыл рот, чтобы яростно отрицать это, как вдруг уловил самодовольное выражение на лице Антона и просто повесил голову, молча принимая обвинение. В первый раз родители отнеслись к его безрассудному поступку милосердно: они обняли его и объяснили, почему это неправильно и почему так больше не стоит поступать, а также сказали, что милостивый Господь всегда дает второй шанс.

– Голубой, – шепнул ему Антон, как только родители оставили Бхаубааба в одиночестве обдумывать свой поступок.

Они проявили меньше снисходительности, когда Бхаубааб признался, что помочился в горшки с цветами у часовни. За то, что Бхаубааб выцарапал перочинным ножом мужские половые органы на церковной скамье, отец влепил ему такую сильную пощечину, что тот едва устоял на ногах. Из-за найденного в благотворительной копилке после воскресной мессы оскорбительного рисунка с изображением священника Бхаубааба пороли до тех пор, пока на его спине и руках не появились ссадины.

Он рыдал в углу, когда к нему подошел Антон:

– Бедняга голубой. Бедный, бедный. Пай сильно тебя побил? Только посмотрите на эти пухлые щечки. Щечки гомика. А что, ты похож на одного из негритят, которых ты так любишь!

От обиды и унижения Бхаубааб бросился на брата и сильно, до крови, укусил его за щеку. На крики прибежал отец и оттащил его. Он принялся хлестать Бхаубааба еще сильнее, даже не разобравшись, что произошло. Бхаубааб больше не мог терпеть такой несправедливости. Он закричал, что все его проступки были делом рук Антона. Отец остановился на мгновение и вопросительно посмотрел на Антона.