Силы сопротивления

Почему вот он псих? Хороший парень. А Анатолий — тот еще урод. Из-за таких и получается, что одним — все, а другим — паста под видом мяса. Или омлета. За реку ему захотелось, под купол. А остальные? Так здесь и останутся? Пусть не настоящие, чужие, не Магда, не отец, но люди же!

С ними что?

Мысль развить не удалось — на одной из кроватей произошло шевеление, одеяло вспучилось горбом, и из-под него появилась человеческая фигура. Бурдюков замер, прикрыл глаза, задышал ровно, размеренно. Будто спит. Фигура бесшумно привстала, несколько долгих секунд, белея лицом, смотрела, кажется, в его сторону, потом поднялась и на цыпочках пробралась к столу. Солнце розовым мазнуло по бороде.

Вот сука, подумал Бурдюков.

Едва слышно откинулась крышка контейнера.

— Жрешь, сволочь? — просипел Бурдюков, опасаясь разбудить остальных. — В одно горло? Ну-ка, брысь оттуда!

Фигура на первом же слове нырнула вниз, но потом, видимо, понимая, что прятаться просто глупо, показалась из-за стола и с ложкой, полной розовой пасты, посеменила в сторону Бурдюкова.

— Я это… я же не владею… — раздался виноватый шепот.

— Чего?

— Устоять не могу.

Василий в майке, с голыми ногами предстал перед Бурдюковым в согнутой позе. На ложке круглился ком.

— Жор у меня по утрам.

— Урод ты, — сказал Бурдюков, садясь на кровати.

— Как есть, — покаянно кивнул Василий, — а что сделать? Хочешь, ты съешь. Только не говори никому.

Он протянул ложку.

— Знаешь…

Бурдюков хотел сказать, что за еду не продается, и объедать своих — самое последнее дело, но не успел. Ложка выпала из рук Василия ему на колени, испачкав розовым живот и трусы. Ком пасты, липким холодком прокатившись по бедру, шлепнулся на пол.

— Что ж ты втихую жрешь! — взревел вдруг Василий, попытавшись ударить Бурдюкова в лицо пятерней. — Мужики, у нас тут крыса!

— Чего? — опешил Бурдюков.

Перышкин и Анатолий вскочили с кроватей. Тезка-блондин лишь приподнялся.

— Крыса! — повторил Василий, хватая Бурдюкова за руки. — Смотрите, смотрите, пока он следы не уничтожил!

— Что ты мелешь, урод!

Бурдюков оттолкнул Василия, но тот и не подумал прекращать вопить:

— Смотрите! Не говорите потом, что не видели! В наглую жрал!

Бурдюковского предплечья Василий не выпустил, стремясь повалить соперника боком на кровать. Они сцепились.

— Ну ты сука! — вздергиваясь, прошипел Бурдюков.

— Сам! Сам такой! — кололся бородой Василий.

Он был толще, сильнее, но Бурдюков был жилистей. Ложка звякнула под ногами. Треснула по шву майка.

— Тварь!

— Рожа!

Василий впечатал пятерню Бурдюкову в лицо. Бурдюков зарычал сквозь чужие, крепкие, сладковато пахнущие пальцы. В тесном танце они закружили вглубь зала, и тогда их наконец кинулись разнимать.

— Стойте! Хватит!

Анатолий повис на Василии. Саня Перышкин принялся разрывать сцепку рук. Несколько секунд они вчетвером исполняли какую-то сопящую, мычащую, напряженно шевелящуюся скульптурную группу, пока не распались на две новые пары: Анатолий с Василием, Бурдюков с Саней.

— Я поймал его! — проорал Василий, протягивая руки через голову препятствующего ему Анатолия.

— Чего? — ответил Бурдюков, ощущая бешеное желание засадить Василию кулаком в глаз. — Это ты жрал!

Перышкин, стесняя движения, пытался безуспешно отбуксировать его к окну.

— Ага, ага! А ложка где?

— Урод!

— Тихо! — крикнул Анатолий. — Разберемся.

— Саня, это он, — сказал Бурдюков.

От вранья Василия злость, казалось, прожигала ему кишки. Ну, вранье же! Врет и не краснеет, сука. Будто так и надо. Обратно бы его, бородатого, в клоповник, в дерьмо с красивой картинкой. Бурдюкова затрясло. Никода он в себе такого не подозревал. Хоть Перышкина ни в чем не повинного бей. Держит и держит. А тварь — вот она, напротив.

— Убью! — рыкнул Бурдюков.

— Вот! — заскакал Василий, создавая видимость, что готов к новой схватке и только Анатолий служит ему единственной преградой. — Видите, кого нам подсунул Максим Андреевич? Его надо на проспект сплавить!

— Ты ж, сука, жрал!

— Я?

— Василий, ну-ка сядь! — Анатолий оттолкнул приятеля к кровати. — Сядь!

Бородач, подчиняясь, нехотя сел.

— А он?

— Сергей! — обернулся к Бурдюкову Анатолий. — Ты тоже сядь.

— Сюда, — притянул стул Перышкин.

— Я лучше так, — Бурдюков, оставшись стоять, повернул стул и оперся ладонями о спинку.

— Ну, тоже годится, — оценил Анатолий.

Он встал в центре зала, подставив лицо брызнувшим в окна солнечным лучам. На несколько секунд установилась тишина.

— Что? Закончили? — поднял голову от подушки блондин.

— Нет еще, — сказал Анатолий. — Но я бы не хотел разбираться, кто в действительности втихомолку ел пасту и кто кого поймал. Никому лучше от этого бы не стало. Я бы просто хотел сделать внушение и одному, и другому впредь так не поступать.

— Но он жрал! — вскочил Василий.

— Забыто! — рявкнул Анатолий. — Сходи прогуляйся куда-нибудь!

— И пожалуйста!

Василий быстрым шагом вышел из помещения. Бухнула дверь.

— Эй! Эй! — крикнул Перышкин. — Мы же могли узнать, кто ел пасту! У евшего пахнет пастой изо рта! Сладковатый такой запах. От Сергея не пахнет.

— Ты хочешь догнать Василия, брат наш Александр? — вскинул бровь Анатолий.

— Но если Сергей не ел пасту…