Силы сопротивления

— Пусть тогда контейнеры сторожат, чтобы у меня соблазна не было.

— Палочку, — попросил Бурдюков.

— Пожалуйста.

Василий швырнул на пол остатки своего оружия.

— Что дальше? — обернулся к Бурдюкову Перышкин.

Он растерялся от победы, для которой оказалось достаточно всего лишь поднять стул. Бурдюков пожал плечами.

— Не знаю.

— Предлагаю выселить, — сказал тезка, прекращая раскручивать банку. — Василий ночью и придушить может.

— Ага, что я, идиот что ли? — огрызнулся Василий.

— Нет, Василий, — внезапно сказал Анатолий, — ты не идиот, ты вполне на это способен. Есть в тебе наклонности.

— Толик, ты чего? — оторопел Василий. — Мы же вместе…

— Посмотрите на него! — Анатолий отступил от приятеля, становясь на одну линию с Бурдюковым и Перышкиным. — Я ему потакал! — заявил он, артистичным жестом показывая на Василия. — Я видел в нем несчастное существо, медленно оправляющееся от потрясения, вызванного новой реальностью. Учил игре в шахматы! Я и ел-то с ним заодно, чтобы не спровоцировать спонтанную агрессию.

— Толик…

— Да! Агрессии в нем много! Вы не знаете, а я хорошо его знаю! Давайте вместе прогоним его и запрем двери.

Анатолий хотел добавить что-то еще, но поперхнулся словами.

— Ой, — сказал он только, когда пониже спины ему прилетела банка на простыне.

— Пройдите на место, брат наш Анатолий, — угрюмо произнес тезка. — А то вы что-то без мыла в друзья лезете.

— Я просто думал…

Банка грохнула об пол, и Анатолий поспешно, прикрывая руками ягодицы, сделал шаг к Василию.

— Что, Толик, не срослось? — ухмыльнулся тот.

— Заткнись, — выдавил Анатолий.

— Итак, — сказал Бурдюков, — думаю, в свете произошедшего, мы с вами вместе не уживемся. Поэтому предлагаю вам откочевать на этаж выше.

— На два! — сказал Саня.

— А продукты? — спросил Анатолий.

— Вашу половину мы будем оставлять вам на лестнице.

— Пожалеете, — буркнул Василий.

— Каким образом?

— Молчи! — зашипел на приятеля Анатолий.

— Да я ничего, — сказал Василий. — Постельное надо взять.

— Это — пожалуйста, — согласился Бурдюков.

Перышкин и блондин расступились, открывая путь к кроватям. Анатолий юркнул ужом. Василий наоборот потолкался с антагонистами плечами.

Пока изгнанники сворачивали одеяла и простыни, Бурдюков думал, как быстро они перегрызлись. Но есть ли в этом его вина? Кто втихую жрал-то? Кто за речку бежать хотел? Он что ли? Хотя силы сопротивления тают, это да.

— Эй, вы можете побыстрее? — спросил Саня.

— Имей совесть, Перышкин, — сказал Анатолий. — Психовать не надо.

— Я не псих!

Подскочив, Саня ткнул ножками стула Анатолия.

— Эй-эй! — повысил голос Василий, выпрямляясь с комом постельного белья. — Это что, не псих?

— Оставь его, Василий, — сказал Анатолий, — у мальчика, видишь, помутнение.

— Я могу еще добавить! — воинственно заявил Саня.

— Остынь, — сказал ему блондин.

— Да уж, — кивнул Анатолий, — уймите своего буйного.

— Я не буйный!

Перышкин сделал шаг к Анатолию, но тот вдруг, подбив стул, ловко отклонился, переступил ногами и оказался у Сани за спиной. В руке его блеснула полоска стали.

— Тихо!

Анатолий прижал полоску к горлу замершего Перышкина.

— А вот это зря, — сказал Бурдюков.

— Что зря? — улыбнулся Анатолий. — Сейчас не мы, а вы поползете на верхние этажи. И никакой больше пасты не увидите. Что там найдете пожрать, то жрать и будете. Можете даже друг дружку жрать. Эй, беленький! — Он заметил, как блондин приподнял банку на коротком белом шнуре простыни. — Не шали! Выбрось.

— Зачем? — спросил блондин.

— За этим.

Анатолий надавил полоской на горло Перышкина, и Саня издал жалобный звук.

— Ты — его, а мы — тебя, — пообещал Бурдюков.

— Смелый? Василий, будь добр, разоружи-ка нашего нервного хлюпика.

— Как два пальца!

Василий освободился от бельевого кома, вывернул стул из вялых Саниных рук и встал напротив Бурдюкова.

— Так что, — громко сказал Анатолий, — Перышкин, получается, никому не нужен?

— Хочешь войны? Получишь.

В Бурдюкове проснулась холодная решимость. Василий, может, и посильнее, но уж злости, ненависти в нем поменьше будет. Бурдюков чувствовал, как в крови начинает бурлить гремучая смесь.

Никакой пощады, подумалось ему. С самого начала надо было, с осторожных разговоров, со смешков этих… Нашлись уроды!

Он, кажется, даже негромко зарычал, на что Василий ответил на это глумливым, утрированно-удивленным выражением бородатого лица.

— Что с тобой, придурок? В животе урчит?

— В животе, — кивнул Бурдюков.

Где-то на периферии зрения плыли глаза Перышкина, расширившиеся, переставшие моргать в ожидании скорой смерти.

Тезка крутнул банку.

— Ну, что, погнали?

Прости, Саня, подумал Бурдюков.

Он приподнял стул, намечая первый удар по Василию в район левого виска. Василий подобрался, видимо, намереваясь первым делом блокировать возможное нападение. Какой из него воин? Со спины ударить разве что.

— Так, что здесь происходит? — раздался голос от двери, в которую два дня назад Бурдюкова ввели в новую жизнь.

Все обернулись, только Перышкин ввиду своего опасного положения лишь скосил глаза.