Симбиот

— Для вас не секрет мое отношение лично к вам, равно как и я прекрасно осведомлен о вашем мнении обо мне. Но мы с вами не институтки, чтобы поддаваться чувствам. Мы не выбирали место службы и сослуживцев. Хотим мы того или нет, но нам придется работать вместе. Причем работать долго…

— Я бы на вашем месте столь уверенно об этом не заявлял. — с некоторой иронией в голосе произнес комиссар.

— О, да. Боюсь, вы можете потребоваться товарищу Сталину в любой момент, где-нибудь на другой должности. — скромно проговорил я. — Не скрою, что буду сожалеть об этом…

— Ваша ирония неуместна!

— Да, да. Не будем о грустном! И все же, я хочу быть уверенным в том, что вы до конца осознаете, как именно изменился ваш статус. С момента назначения членом военного совета Белорусского военного округа вы перестали быть контролером и превратились в контролируемого. Теперь не вы даете оценку окружающим, наоборот, теперь вас оценивают за то, как вы сумели организовать процесс. Вы больше не сторонний наблюдатель, а тот, кто вместе с командующим несет всю полноту ответственности за действия подчиненных. И командующий, и высшее руководство будут спрашивать за результат именно с вас. Вы это понимаете?

Мехлис был в ярости. Никто, даже Сталин, не смел разговаривать с ним подобным образом! Чудовищным усилием воли он успокоился настолько, что смог произнести несколько слов:

— Это оскорбительно…

— Да, это так. — я резко прервал начавшуюся бурю. — Это оскорбительно! Это оскорбительно, с руководящей работы в Москве спуститься на грешную землю Белоруссии…

Лев Захарович буквально онемел от моей интерпретации его назначения.

— Да как вы смеете?!? Я готов служить партии и ее вождю — товарищу Сталину, там, где мне прикажут!!! Я готов выполнить любой приказ Родины!!!

— А кто в этом сомневается-то? Я лишь желал убедиться в том, что приказ Родины вы поняли ПРАВИЛЬНО… Хорошо, раз уж мы пришли к взаимопониманию в этом определяющем моменте, я бы хотел высказать свою точку зрения по поводу направлений приложения ваших усилий. Ведь вы не возражаете, Лев Захарович?

Лев Захарович возражал! Еще как возражал! Но, не желая показывать мне свою слабость, воздержался от словесного излияния.

— Замечательно, — продолжил я, старательно не обращая внимания на обжигающий взгляд комиссара. — Первое. В кратчайшие сроки я требую от вас конкретных действий, направленных на укрепление воинской дисциплины. Нынешнее положение вещей нетерпимо! Пример с самовольной отлучкой пятисот семидесяти двух красноармейцев и командиров в 64-ой стрелковой дивизии вам хорошо известен. О том, что это не единичный случай, вам тоже прекрасно известно. Случаи систематического пьянства, проявления неуважения к командирам и политработникам, расхлябанность и ненадлежащее исполнение должностных обязанностей, зачастую приводящие к серьезным происшествиям и авариям, приобретают угрожающие масштабы. Все это легко объяснить резким численным увеличением армии, с неизбежным падением общего уровня подготовки, и недавними арестами врагов народа. Но мне не нужны объяснения, мне нужно исправление ситуации! Я не намерен снимать ответственность за падение дисциплины с командного состава, но считаю, что в первую очередь — это обязанность политработников. А…

— Так вы считаете, что арест врагов народа был ошибкой? Партия должна была закрыть глаза на подлых предателей и наймитов мирового капитала в своих рядах?!?

Блин, я аж сплюнул в сердцах. Как же меня задрали с этими наймитами, сил никаких нет!

— Да хватит вам! Нас всего двое в кабинете, но вы и здесь пытаетесь найти предателей! Свое мнение на этот счет я высказал лично товарищу Сталину! Я говорю о том, что, прикрываясь борьбой с вредителями и врагами народа, многие карьеристы, завистники и прочая шушера банально решали свои мелкие насущные проблемы. Не верите? Вот вам примеры. — я выволок на стол громадную папку с жалобами и доносами, бережно сохраняемую прежним хозяином кабинета. — Здесь таких случаев сотни. Вот не нравится, например, кому-то командир батальона, или квартира у него удобней, а может, и жена сговорчивей. И начинает такая сволочь бумажки писать, одну за одной. Мол, и тем он нехорош, и этим, весь кривой, куда ни плюнь. Большинство таких жалоб — чушь собачья, вперемешку с бредятиной. Абсолютное большинство из них после проверки оказывается банальной клеветой, и для того, на кого жалуются, все заканчивается благополучно. Но дело не в этом. Во всей этой куче бумаг я не увидел ни одной санкции для тех, кто состряпал эту липу. Их даже никто не искал! Людей, нет не людей! Этих тварей, сознательно оклеветавших товарищей, пытаясь подвести под уголовную статью или увольнение, никто даже не пытался наказать!!! Как это понимать? Вот взгляните. «Командир Б. продал свою машину по завышенной цене» — значит, спекулянт. «Интендант В. завел две семьи, не может разобраться» — не соответствует моральному облику…

— Моральный облик — это краеугольный камень… — завел свою шарманку комиссар.