Симбиот

Приказ выполнили меньше чем за две минуты. По всей видимости, и бойцы, и комэск заранее ждали, понимая, что после такого залета мимо не пронесет. Я не собирался вглядываться в их лицах, выискивая трусов и малодушных, способных с потрохами сдать своих товарищей. Мне нужны были их антиподы.

— Бойцы, кто бил взводного, шаг вперед.

С микроскопической задержкой весь взвод слитно шагнул мне навстречу.

— Таааак. Очень хорошо. Скажи мне, лейтенант, если тебя било тридцать взрослых мужиков, обученных убивать голыми руками, почему на твоем лице всего один синяк? Почему ты вообще до сих пор белый свет топчешь?

Взводный молчал.

— Кто-нибудь может объяснить мне, за что вы ударили командира? Один, кто-нибудь.

Из строя вышел довольно молодой парень, с тремя эмалевыми треугольниками старшего сержанта в петличках.

— Товарищ генерал-полковник, это все из-за девушки. Здесь в паре километров есть хутор. Мы мимо него часто ходим, он как раз на пути к нашей позиции. И вот там живет очень симпатичная девушка, которая приглянулась и взводному, и сержанту Зырянову. А вот ей понравился только сержант.

Кто такой сержант Зырянов, я понял по его смущенной физиономии. Не удивительно, что девушка обратила на него внимание. Молодой мужчина был действительно красив, прекрасно развит физически и не производил впечатления тупого солдафона. От него буквально веяло спокойствием и уверенностью в собственных силах. Такие парни долго одинокими не ходят.

— Но лейтенант этого не понял. С тех пор он ему проходу не дает, постоянно придираясь ко всяким мелочам, и оскорбляет при всем взводе. Мы бы это пережили, так он и дела не знает! Два дня назад завел нас всех в болото. Чуть не потонули! А Зырянова загнал в самую бучилу. Мы его чудом вытащили. Он этой жижи так наглотался, что несколько часов рвало. А потом выяснилось, что он утопил свою винтовку. А этот… А лейтенант говорит, что сержант это специально сделал! Мол, с врагами сношения имел, договорившись отдать им личное оружие. Из этого болота винтовку не достать, даже если осушить полностью! Мы его по-человечески просили, уймись! Да куда там, закусил удила. Почувствовал, что от соперника одним махом может избавиться.

— Да врет он все, — не выдержал взводный: — Они сговорились специально…

— Закрой поддувало, взводный. За версту фальшью прет. Где командир эскадрона?

Я поискал взглядом комэска.

— Скажи мне, родной, а где ты был все это время? Яйца на печи чесал? Тебя, зачем сюда поставили, вшей давить? Или ты не знал? А чем ты тогда вообще занят был?

Лицо капитана стало белее мела. Несколько секунд в нем явственно боролись противоречивые чувства, а потом он все-таки заговорил:

— Я знал! И не помешал. А что еще мне было делать? Я эту сволочь еще по прежнему месту службы помню. Сколько он доносов написал, посчитать невозможно. Чуть тронешь его, работать заставишь, так он сразу пишет, что враги пробрались в наши ряды. И ведь верят ему! Не нам, а ему!

У себя за спиной я услышал, как прошептал особист: «Я б ему эти писульки в дуплище-то и затолкал, да еще и попрыгал бы сверху».

— А ты что скромничаешь, мил человек? Выйди и всем скажи! Чтоб все услышали! А то не верят тебе! Вам не верят! Потому, что вы верите тварям вроде этого лейтенанта! Ты понимаешь это? Вы не можете исполнять свои прямые обязанности, потому что тебе, представителю закона, не верят. Не верят, что вы можете решить по совести, а не в угоду времени. Ты понимаешь меня?

— Вполне.

— Очень хорошо, что понимаешь. А где у нас политрук? И комиссар где? Что-то не видно их.

— Мы здесь товарищ командующий.

— Попали вы ребята. Конкретно попали. Как не крути, а это ваша ошибка. Вы не смогли предотвратить конфликт между командиром и подчиненными. Вы не исполнили ваши прямые обязанности!

— Да что мы сделать-то можем, — попытался идиотски оправдаться комиссар: — Они ведь с нами даже не разговаривают. Политинформацию прослушают, покивают в ответ, со всем согласятся, и исчезают. Я только из палатки выйду, а уже невидно никого.

— А ты звезды комиссарские зачем нацепил? Чтобы не знать, что делать? Ты что думал, они тебе исповедаться будут? Чтобы залезть к ним в душу, придется попотеть! Надо чтоб тебя не за твердость лба… тьфу, мля… не за твердость убеждений уважали, а за дела реальные! Если ты до сих пор этого не понял, то нечего тебе тут вообще делать. Вы, кстати, мыло купили?

— Какое мыло?

— Ну как, надо бы подмыться, а то неудобно перед начальством-то. Лев Захарович этого не любит!

Политработники поняли, что на этот раз влетели по полной программе. Снятыми шпалами и кубиками может и не обойтись. Я не собирался спасать их от гнева Мехлиса, большую часть вины, за случившееся, возлагая именно на них. Своей глупейшей речью комиссар лишь усугубил ситуацию, четко показав, чьей ошибкой на самом деле стал сегодняшний инцидент.