Симеон Полоцкий

Симеон Полоцкий, которого один из явно не расположенных к нему современников назвал «всезнайкой», без сомнения, приступая к написанию «Бесед…», был отлично знаком с польскими пасторалями, посвященными рождению Иисуса Христа, и, возможно, испытывал их влияние, однако вовсе не копировал творения иноземных предшественников. У автора «Бесед…» свое видение чуда рождения Спасителя. Он отбрасывает сцены исполнения песни, преподношения подарков (которыми изобилуют польские пасторали), отягощающие суть диалога, и сосредотачивает свое внимание на главном: «Камо же по пойдем пути не ведуще?»[72] Сей вопрос прозвучал из уст Христа и об ращен он вовсе не к апостолу Петру, а ко всему роду людскому:

Возлюблении внемлете
и греховных приемлете
от уз избавление,
Се бо единородного
Бог сына возлюбленнаго
к нам со небес низпослал,
Дабы от узников ада
в любима своя чада
всех нас к себе собрал.

От декламаций, ораций, пьес, написанных Симеоном Полоцким, остались рукописные листы, которые, увы, ровным счетом ничего не могут сказать о том, были ли они произнесены, сыграны при жизни автора. «Беседы пастуския» – не исключение. Однако трудно поверить, что христолюбивое творение, пронизанное теплотой души и несложное в исполнении, оказалось невостребованным и не было представлено на публике в Полоцке или в Москве. Симеон Полоцкий был необычайно щепетилен и не изменял своему правилу – все, что им создано, непременно должно дойти до читателей, слушателей, зрителей. Прибегнув к воображению, можно представить, что лицедейства, коими руководил Симеон Полоцкий, выступавший в ипостосях автора и режиссера-постановщика, ошеломляюще действовали на публику. Стихотворение с примечательным биографическим названием «Триумф терпения, прекрасными образами представленный» – свидетельство еще об одной черте игумена монастыря Всемилостивейшего Спаса.

Надежда с жаждой тянут воз как кони
Под терпением, восседающим на великолепном троне.
Молотам пылающее сердце не уступает.
Потому ей Фортуна невольно подчиняется.[73]

…Первый линейный корабль, спущенный на воду в царствование Алексея Михайловича, носил гордое имя «Орел».[74] Произошло это событие 19 мая 1668 года. Огромное по размаху, по количеству образов, эпитетов по адресу великого государя Алексея Михайловича поэма Симеона Полоцкого имеет схожее название – «Орел Российский».[75] Никакой случайности в том нет. В поэме, которая, по словам одного из биографов Симеона Полоцкого, является примером идеологической чуткости и пронизана «духом государственного оптимизма», настолько тесно переплелись панегирический, идеалистический, парадный стили, что литературоведы окрестили ее «поэтическим лабиринтом».

Прежде чем войти в него, скажем несколько слов о предыстории появления поэмы. Трудно установить, кто первым из польских шляхтичей задумал приписать под изображением родового герба поэтические строки, в которых восхвалялись заслуги рода перед Господом и государством. Сей пример оказался настолько заразительным, что стихотворная гербомания перешагнула границы самой Польши и благополучно перекочевала в Малую и Белую Русь. Большинство произведений Симеона Полоцкого долгое время пребывали в виде автобиографических записок и рукописных сборников, и потому установить нынче время их создания невозможно. «Фрон истинны, еже есть о ближайшем судии беседование избраннейшими некими образы судебными на меди прехитростне и преизряд не нарезаными изъяснен» относится именно к таким творениям. Симеон Полоцкий намеренно избирает жанр «беседования», предметом которого становятся некие образы, «на меди прехитростне и преизрядне нарезаные». Не возникает сомнений – Симеон Полоцкий имел перед собой гравюру, а скорее всего несколько художественных аллегорий, ибо:

Пред Соломоном[76] царем пря двею бывает
Жену о сыне диве; мудрый разсуждает,
…
Обетшавшая в злобе старца умыслиста.
Да любы творит с ними Сусанна[77], с жен чиста.
…
Злый Каракалла[78], брата умертвив своего,
Дерза, Папиниане[79], помощи твоего
Гласа просити…
…
Царь Александр[80] наипаче вславися,
Яко брегл правды, выну в ней глумися…

Создатель поэтических опусов не изменяет традиции, существовавшей как в Европе, так и на Руси. Надписи лаконичны, емки по содержанию и назидательны:

Страсть, дружбу, вражду забыть подобает,
Кто правосудство соблюсти желает.