Фрэнки представил себя на его месте. Как бы он поступил? Отпустил бы друга? Доверился бы ему? Не захотел бы утруждать собой? Нет, пожалуй, он бы сейчас стонал, скулил, требовал внимания к себе. Не перестал бы просить пить так послушно. Не ограничился бы одним замечанием про то, что мерзнет. И, конечно, ни за что не предложил бы первым бросить себя лежать в одиночестве.
А как поступил бы сам Сид? Тогда, в Искажении, он сказал, что не сможет помочь, — но помог, теряя кровь, едва ли не жертвуя собой. А если бы он разжал руку, следуя голосу разума, нашептывающему, что ничего не выйдет, или хотя бы повинуясь естественному желанию не чувствовать боль? А как насчет того, чтобы вернуть ему долг?
— Нет, знаешь, Сид Ллойдс, так не пойдет! — заявил Фрэнки, приняв решение, и сердитым рывком поставил приятеля на ноги. — Кем ты себя возомнил! Думаешь, я буду идти, а ты будешь прохлаждаться в это время?
Сид стоять не смог и сонно упал в объятия своего спасителя. Его била дрожь.
— Я ненавижу тебя, — пробормотал он.
— И я тебя, — отозвался Фрэнки.
— Я собираюсь тебя убить.
— Очень убедительно.
— Это нужно для Симфонии.
— Хватит врать.
— Жертвоприношение.
— Слушай, закрой уже пасть! — Фрэнки с силой тряхнул его. — Не трать силы на выдумки, я все равно не поверю и не брошу тебя! И не надейся!
— Ладно, хорошо, — Сид бледно улыбнулся. — Выдумки так выдумки. Тогда я попробую идти, если позволишь.
И он действительно нашел в себе силы идти, тяжело опираясь на Фрэнки; а тот шаг за шагом перекатывал в голове рефрен «жертвоприношение» — и пытался понять, почему очевидная глупость, взятая из воздуха с целью позлить, вызывает в нем чувство безотчетной тревоги. Возможно, потому, что слишком часто слово это начало всплывать в его собственных мыслях? Как невидимый спутник его новой жизни; как свет маяка — рассеянно-красный.
________________________________________________________________________
Рефрен — музыкальный отрывок, тема, которая неоднократно повторяется в произведении.
========== 8. Фальшь ==========
Они добрались до станции еще до заката, хотя шли удручающе медленно и постоянно останавливались передохнуть. Мимо то и дело проносились поезда — товарные, пассажирские, — и в такие моменты Фрэнки пробуждался от странного оцепенения, в которое впадал, слушая и не слыша шелест листвы, пение птиц и надсадное дыхание друга.
Минуты текли каплями-улитками, а часы не текли совсем; небеса, умывшись легким летним дождем, дарили всему живому лучистое солнечное сияние, но это не приносило никакой радости Сиду, мечтавшему о глотке воды, и Фрэнки, зарабатывающему ожоги, — солнце безжалостно к альбиносам. Бедняга надеялся, что по дороге попадется какое-нибудь селение, где можно будет попросить напиться и показать друга врачу, но буйство деревьев не редело и не расступалось. Каждый привал становилось все труднее прерывать: измотанного Фрэнки клонило в сон, все тело ломило, лицо, шея и руки горели, он боялся моргнуть, опасаясь, что лишится сознания, едва только прикроет глаза. Сид на удивление стойко держался на ногах, но по-прежнему весь дрожал. Фрэнки отмечал это про себя и списывал на слабость и потерю крови, стараясь не думать о возможной инфекции.
Впрочем, собственное здоровье беспокоило его не меньше. Как-то мать подарила девятилетнему Фрэнки, сутками не высовывавшему нос из дому и знать не знавшему, что такое гимнастика и закаливание, книгу о спорте. Фрэнки прочитал ее как художественное произведение, поражаясь сверхчеловеческой мощи главного героя, способного день за днем посвящать столько времени странным телодвижениям, якобы в отдаленном будущем приносящим невероятные результаты. Кое-что оттуда ему запомнилось: в частности, глава про бег, где было черным по белому написано, как важно во время пробежки выработать определенный темп и строго его придерживаться. Вспомнив эту спортивную истину во время третьего или четвертого привала, Фрэнки рассудил, что надо бы отдых прекратить и идти в том самом определенном темпе, не останавливаясь, иначе в следующий раз подняться на ноги не выйдет. Но как только он поделился идеей с Сидом, тот предложил в ответ свое старое «брось меня», после чего стало ясно, что по вопросам выживания лучше с ним не совещаться; ну а принимать подобные решения за него, объективно более слабого, было просто жестоко.
Зеленое море оборвалось вскоре после этой попытки проявить смекалку и как раз на вокзале, который Фрэнки увидел едва ли не со слезами счастья на глазах. Природа охотно и резко уступила место цивилизации, на прощание обняв плющом деревянную табличку с неровной надписью: «Добро пожаловать в Мнимый Рубеж».