Симфония Искажений (СИ)

— Дьявол… — простонал тот, скривившись, а потом взглянул на друга и заулыбался окровавленными губами: — Ха-ха, Фрэнки, я такой дурак, ты был прав… Фрэнки… Я ведь потерял этот чертов портфель, он ведь уехал, понимаешь, уехал! А мы остались! Ха-ха-ха! Надо было брать машину! Ха-ха-ха! Сэкономил, называется! Никогда больше не буду пить!

— Ты полный придурок, — покачал головой Фрэнки.

Сид сморщился и отвернулся от него, уставился вверх. И как-то даже посветлел.

— О, ты только погляди, — прошептал он, — до чего прекрасны здесь звезды.

Посчитав это полубредовое замечание едва ли не последней волей умирающего, перепуганный Фрэнки послушно улегся рядом и взглянул на небо чужого мира, само по себе серое, но безнадежно потерявшееся в бесчисленных вспышках, разноцветных, звенящих и сияющих.

— Может, упадет какая-нибудь, пока мы здесь, — предположил Сид. — По-моему, они тут ненастоящие. Размалеванные стеклянные шарики со свечками внутри. Вот грохнется на тебя такой, разобьется, обожжет, а сам погаснет. В точности как ты или я, ха-ха, размалеванные шарики, а внутри свечка, ничего больше, кто-то падает и гаснет, кто-то живет дальше со шрамом от ожога… Черт, меня сейчас вывернет, если честно.

— Ты потерпи, — неловко сказал Фрэнки. — Скоро все закончится.

— Это хорошо и понятно, но зачем Брэдли-то в морду мне дал, я его уничтожу, мне эта кровь в рот попадает, фу, мерзость, а стереть…

Он не договорил, потому что Фрэнки достал платок из кармана и приложил к его губам. Белое разрезалось красным. Сид дернулся, но Фрэнки, угадав его порыв, поймал поднятую руку за запястье и силой прижал к земле:

— Лежи тихо!

Его мутило от вида крови, он боялся взглянуть на то, что осталось от многострадальной ладони друга, и поймал себя на мысли, что впервые в жизни не увидел толком долго длящееся Искажение, если не считать черной пустоты под ногами и перемигивающихся светляков на небесах, на которых он бы и внимания, наверное, не обратил, если бы не Сид. И как раз Сид заменил ему все сомнительные красоты чужого мира, подал ему искалеченную руку, спас его через собственную боль, услужливо расстилая перед ним красную ковровую дорожку, сотканную из крови. И это было ожидаемо, это было нисколько не удивительно: ведь еще этюд-Искажение под номером двенадцать продемонстрировал, что Сид считает Симфонию и все, что с ней связано, важнее собственного здоровья, что он способен с легкостью перешагнуть через себя ради достижения цели.

При мысли о том, как далеко может заходить подобное самоотречение, Фрэнки стало страшно. Он отвернулся, не желая видеть мутнеющие глаза Сида, отпустил его, отодвинулся. Вокруг точили воздух острые пики и идеально ровные кубики голых скал, уходящих в бесконечность, распахивались темные зевы пропастей. Иглистый край площадки, на которую их занесло, успел сверкнуть вслед за мигнувшей над ним россыпью звезд ровно за секунду до того, как мир рассыпался, разложился на спектр — в мире привычном капал грибной дождь, на небесах таяла радуга.

Как и следовало ожидать, друзья оказались на рельсах, и Фрэнки первым делом сполз с них сам и оттащил Сида. Тот поначалу не подавал никаких признаков жизни, но мокрая трава и дождевые капли привели его в чувство: он вздрогнул, схватился почему-то за горло и попросил воды.

— Нет у меня воды, — Фрэнки покачал головой. — Нет.

— Ну что тебе стоит, — простонал Сид. — Ты злой, я видел, как ты пил!

— Это было в поезде, приди уже в себя. Я не ношу воду в карманах.

— Но тут столько воды, она на меня капает… — Сид машинально облизал окровавленные губы, поперхнулся, дернулся, приподнялся на локте, и его вывернуло.

— Да что с тобой! — Фрэнки силой уложил его обратно на траву и вытер ему рот чистыми остатками платка. — Тихо, терпи! Сейчас я что-нибудь придумаю.

— Тут очень холодно, — обиженно заявил Сид, у которого действительно зуб на зуб не попадал. — Холодно и ужасно мокро, а ты заставляешь меня в этом лежать. Я согласен потерпеть, нет, я не жалуюсь, но вот ради чего, не пойму…

— Ради того, придурок, чтобы я перестал уже с тобой нянчиться и осмотрелся вокруг, — устало сказал Фрэнки. — Кстати, как рука, я сильно ее тебе искалечил в Искажении, сильно?

— Да ерунда, — вышеозначенный придурок повернул голову влево, в сторону пострадавшей конечности. — Было больно, конечно, но что ей сделается? Подумаешь, взял за шиворот какого-то там Фрэнки.

— Ой, заткнись! С тобой невозможно говорить серьезно. — Фрэнки с раздражением поднялся с колен, пряча за вспышкой злобы детский страх крови и затаившееся, ставшее привычным рядом с Сидом чувство вины. Да и лучше уж хорошенько осмотреться, чем тратить время на бессмысленные разговоры.