— А третьей и четвертой пока нет, — он улыбнулся и дотронулся до идеально ровной и чистой поверхности камня с соответствующих сторон. — Все верно. Ты — моя симфония! Нет — его симфония. Темно-синяя! Вам подходит.
Рядом с недописанной симфонией примостился щербатый алый камень с острыми гранями-шипами. Без труда и особого удивления Фрэнки узнал в его росписи свое фортепианное страдание с названием «Посвящаю М.». Он отвернулся, не желая разглядывать и воскрешать мотив, въевшийся слишком глубоко в сердце, и сделал шаг вперед, отбросив в сторону несколько бесцветных булыжников, на поверку оказавшихся его детскими полузабытыми произведениями. Сзади вступил призрачный симфонический оркестр, и в воздухе зазвучало попурри* из произведений Фрэнсиса Джейли, забытых и спустя годы живых, законченных, недописанных и тех, что ему еще предстояло написать. Начав играть с тихой нежностью, скрипки постепенно разошлись до визга, и как только музыка обратилась в невообразимую кашу, где каждый исполнитель словно задался целью перекричать соседа, Фрэнки увидел оркестр: завязанные в узлы, стоящие вверх ногами, свернутые в клубок, перепутанные, сломанные, эти инструменты управлялись незримыми руками, изнемогая, истекая звуком и теряя струны. Воздух становился все гуще, и вскоре Фрэнки понял, что вдыхает не дым и не пыль, а ноты. Они плавали перед ним, с каждой секундой обретая плоть и наливаясь черным. Порыв ветра швырнул несколько восьмых и целый забор из тридцать вторых** ему в лицо, и Фрэнки инстинктивно прикрылся руками: не зря, ноты оказались неожиданно острыми и оцарапали его. Музыка распадалась на нестройный нарастающий гул, слышать который вскоре стало невыносимо. Чувствуя, что вот-вот оглохнет, Фрэнки рухнул на колени, заткнул уши и крикнул в пустоту: «Прекрати!»
Глоток набитого закорючками воздуха заставил его согнуться пополам и закашляться, выплевывая темные осколки. Во рту остался соленый привкус. Перед глазами неизвестно откуда возникли и затанцевали белые и черные клавиши, приглашая притронуться к ним, и стоило Фрэнки отвернуться, вытирая рот, как они больно впились ему в бока и толкнули на пол, изрытый трещинами, усыпанный обломками инструментов и нот. Щепка, отколовшаяся от разлагающегося на глазах грифа виолончели, задела острым концом лоб Фрэнки, а проплывавший мимо бесконечный нотный стан словно невзначай опутал его шею и принялся душить. Обрывки струн начали танцевать на нем, позвякивая и царапая грудь, а после и пол, и ноты, и глыбы, и инструменты — все выцвело и потерялось в тумане.
Фрэнки очнулся в своей комнате, застонал и кое-как поднялся на ноги, опираясь на фортепиано. Кровь заливала глаза. Слабость дополнялась тупой болью во всем теле, словно его избивали во сне. Во сне?
— Искажение? — Он отвернул грязный, изодранный рукав некогда белой рубашки и с ужасом уставился на руку, покрытую мелкими кровоточащими царапинами. — Искажение! — повторил он, не веря, что такие миры существуют. Миры, полные его музыки?..
Он помнил, как целовал Сильвию и нес какую-то чепуху про то, что все непременно будут счастливы, помнил, как они потом вместе дурачились, пытались играть популярные песенки дуэтом, то и дело отвлекаясь на объятия и новые поцелуи, а потом та глянула на часы и заторопилась к себе, потому что «скоро обед, мне надо успокоиться, а то брат заметит». После ее ухода Фрэнки упал на кровать в самом мечтательном настроении и долго лежал, мысленно рисуя нежные и пикантные сцены с их обоюдным участием, а потом, кажется, заснул и — попал в будто им же созданное Искажение?
Если так, то почему он не встретил там ни Сида, ни Эшли? Что с ними? Куда они пропали? Где прятались, чем занимались? Нужно выяснить!
Решив, что для начала лучше привести себя в порядок, дабы не пугать друзей по несчастью, Фрэнки торопливо сполоснул лицо и руки водой, кое-как стянул изодранную, окровавленную одежду, поцокал языком при виде ссадин на боках и переоделся в чистое, морщась от боли. То и дело он замирал, прислушиваясь к звукам снаружи и ожидая, что вот-вот к нему без стука ворвется Сид с тем же самым вопросом: «Почему я тебя не встретил в Искажении?..», но за дверью было тихо.
Чувствуя нарастающую тревогу, Фрэнки поспешил к его комнате. Как ни крути, Искажение оказалось довольно опасным. А если с Сидом что-то случилось? Эти чертовы ноты могли исцарапать его и вызвать кровотечение, да и оркестр в полном составе дружелюбием отнюдь не дышал.
— Эй, ты в порядке? — крикнул Фрэнки вместо того, чтобы постучать, и влетел к Сиду, мысленно готовясь увидеть лужу крови и распростертое тело, но вместо этого споткнулся о подвернувшуюся под ноги бутылку и растянулся на полу. — Чертов ублюдок, какого…
Он замолчал, осознав, что разговаривает с пустотой. Ветер, врываясь в открытое окно, шевелил разбросанные по столу и полу бумаги. Постель была скомкана и смята. Бутылка перекатывалась туда-сюда с противным глухим звуком. Фрэнки поморщился и поставил ее на место.