Симфония Искажений (СИ)

Вместе с окончательным пробуждением пришла боль в спине и шее, а еще четкое осознание неловкости собственного положения: он не мог видеть себя, но догадывался, что клавиатура отпечаталась у него на щеке, одежда в полном беспорядке, волосы похожи на воронье гнездо… лучше бы его и правда Сид тряхнул, а не милая девушка, которой так хотелось понравиться!

— А почему мой брат сволочь? — спросила Сильвия.

— Потому что. Потому что обманщик, — меньше всего Фрэнки сейчас хотелось отвечать на подобные вопросы.

В ответ Сильвия схватила его за руку и горячо пожала ее.

— Точно! Верно! Так и есть! О, мне даже легче стало, что я не одна в этом доме вечно в дураках. Правда, полнейшая сволочь!

— Вот именно! — засмеялся Фрэнки: сначала тихо, а потом его смех перерос в истерический хохот. — Именно! Нельзя привязываться! Никогда не женится! Не можем быть друзьями! Как я раньше не догадался, черт! Он нажал на клавиши! Он позволил взять себя на крючок! Черт, ублюдок!

— Да о чем ты вообще?! — выдохнула растерянная Сильвия, но Фрэнки безо всяких объяснений бросился к ней на шею и спрятал лицо в ее волосах. Он надеялся, что это черное тепло успокоит его, как успокоило однажды, но сестра слишком напоминала брата — и потому не могла отвлечь от него.

— Сильвия, спаси меня, — заклинал он, задыхаясь, — спаси меня, иначе я сойду с ума!

— Я… я с радостью, ты только скажи, что делать… Я ведь ничего не понимаю…

Он чувствовал, как она трепещет в его объятиях, и когда она тихо всхлипнула, ему стало стыдно за свой натиск и бурю эмоций. Как можно бережней он отпустил ее, но она не захотела отстраняться, а только прижалась крепче, тесней.

У Фрэнки даже голова слегка закружилась, а разум затуманился от близости прелестной девушки, но, помня о перспективе коротать век со вставной челюстью на месте служивших ему пока что верой и правдой зубов, он призвал всю свою порядочность и тактично просипел:

— С-слушай, я тебе не мама и даже не брат, может, ты не будешь на мне… висеть?

В невинности намерений Сильвии не было никаких сомнений: Сид предупреждал, что она довольно несдержанна и ластится ко всем подряд безо всякой задней мысли. И теперь Фрэнки корил себя за охвативший его не к месту сладкий жар; но когда Сильвия открыто взглянула на него, и в глазах ее разлилась летним ласковым морем синева, прогнав бесцветье, он утонул, захлебнулся и размяк. Новое накатившее чувство напоминало его болезненную страсть к Мадлен и вместе с тем бесконечно отличалось от нее, — как отличалась от Мадлен сама Сильвия. Ему захотелось зачерпнуть полную горсть манящей чистоты, но он только мягко провел ладонью по ее щеке — непроизвольным жестом, и прикосновение к ее коже показалось ему совершенным тактильным ощущением.

— Ты мне не мама и не брат, я понимаю это, — произнесла Сильвия, а он только глупо смотрел, как складываются и размыкаются ее тонкие губы, накрашенные чем-то светло-розовым. — И я вижу в тебе не маму и не брата… понимаешь?

— Уж не хочешь ли ты сказать, что… — Фрэнки не сумел договорить: у него пересохло во рту, и собственный голос внушал ему стыд и отвращение. Лицо горело от смущения, но Сильвия от него не отставала: она стала совсем пунцовой.

— Хочу сказать, что ты мне ужасно нравишься! — выпалила она, порывисто чмокнула его в щеку, отстранилась и хотела было убежать, но Фрэнки поймал ее за руку, дернул к себе и резко, но коротко и целомудренно поцеловал в губы.

— Ты мне тоже ужасно нравишься! — выдохнул он, а потом вдруг вспомнил, как отвратно наверняка выглядит спросонья, вспомнил про будущие выбитые зубы, а потом — про Сида и Симфонию, и розовая пелена спала с его глаз.

Он повернулся к фортепиано, к нотам, подглядывающим за ним, и разозлился.

— Да чтоб тебя, Симфония! — выругался он, позабыв, что Сильвия здесь и все слышит. — Не с тем ты связалась, мразь! Я готов исполнить тебя на собственных костях! Я готов переписать тебя начисто миллион раз, и мне плевать, что я понятия не имею, с какого конца взяться. Я не позволю тебе все разрушить! Клянусь тебе — мы все будем счастливы!

Он резко хлопнул крышкой инструмента, и смятые, придавленные иллюзии жалобно зашуршали, принимая правила.

***

От бессонной ночи у Сида раскалывалась голова, хотя он даже не пил (кажется) и сразу после разговора с Фрэнки лег спать (вроде бы). Часы показывали начало первого, когда он заставил себя оторвать голову от подушки. Дни становились все короче — странная штука, середина лета! — поэтому тратить драгоценные лишние минуты ничегонеделания на сон было непростительно.

В ванной на него уставилась чья-то нечесаная и небритая рожа с мутными глазами, и он не сразу понял, что видит собственное отражение. «Вот дерьмо», — мысленно сказал он и улыбнулся роже, но от улыбки та стала только противней.

— Полное дерьмо! — крикнул он вслух и вылил на себя полный ковш воды. — Дерьмище!

Волосы приклеились к роже осклизлыми прядями, и она стала еще противней, — хотя куда уж?.. Отчаявшись принять человеческий облик, Сид начал бриться и едва не порезался — руки дрожали мелкой пакостной дрожью.