Симфония убийства

Силов сидел у окна и смотрел на смартфоне видео, где подробно показывали и рассказывали обо всем, что происходило на набережной. Ролики сменяли друг друга, но говорили и показывали почти одно и то же. Виктор никак не реагировал — просто смотрел на лежащий на подоконнике мобильный, машинально прикуривая одну сигарету за другой. От него не ускользнуло то обстоятельство, что половина толпы ела мороженое. Чтобы не терять свое место наблюдения, люди, стоящие ближе всех к дебаркадеру, передавали назад деньги точно так же, как когда-то давно в автобусах, а сейчас в маршрутках пассажиры передавали деньги за билет. Обратно взамен денег они получали мороженое или бутылочку сильногазированного напитка. Мороженое передавали с учетом общего настроения — делово, грустно и сосредоточенно. Так в православных храмах передают свечи к алтарю, сопровождая ритуал неизменной фразой: «К празднику…»

Жара, новость, горе, любопытство — все сплелось в единое целое и зависло над городом как минимум еще на пару дней. Потом жизнь возьмет свое и вернется к самой себе, умудренная еще одним опытом непредсказуемости сути и смысла бытия…

— Единство и борьба, — Силов зло хихикнул, подытоживая свое наблюдение.

Надо собираться: в двенадцать часов худрук вызвал весь коллектив театра — сегодня последний спектакль в сезоне, что-нибудь придумает — какую-нибудь дребедень по этому случаю…

В театре было прохладно, за этим следили очень строго. Несколько лет назад лопнула от жары виолончель — рассохлась прямо на спектакле — бухнула дека, и инструмент сложился вдвое. С тех пор и влажность в яме, и температура во всем театре поддерживались в соответствии с инструкциями.

Труппа и цеха уже собирались в зрительном зале — у каждой касты были свои места. Цеха сидели в самом конце амфитеатра, почти под балконом, администрация в первых рядах партера. С солистами было сложнее — группы, объединенные общим взглядом на ситуацию в театре, сидели каждая в своей стороне. Две-три примы сидели в ложе первого яруса: бюсты молчали и не двигались — так они могли не менять своего выражения на лице на протяжении всего собрания.

Директор поздравила с успехами сезона — цифры превышали госзадание, премия в конце календарного года обязательно учтет этот отрадный факт, произошедший в театре.

Худрук также поблагодарил всех-всех-всех за сотрудничество, за художественное воплощение задуманного и пообещал еще более интересный следующий сезон. В конце своей речи председатель профкома объявила, что сегодня во дворике театра будет фуршет — милости просим всех желающих. Конец сезона удался!

Под аплодисменты собрание закончилось, и все разошлись. Виктор зашел в свою гримерную — посидел несколько минут и пошел из театра… На вахте помидорка-директриса орала на вахтера — тот в прошлое дежурство забыл утром отключить сигнализацию, и сработала аварийка — залило весь мебельный цех на хрен… Силов хотел было протиснуться мимо оголтело орущей женщины, но директриса схватила его за рукав:

— Маэстро, — нежно проговорила помидорка, — сегодня из департамента придут, будут вам юбилейный подарок дарить. Так что, Виктор Викторович, вы уж побрейтесь к вечеру. А то третий день небритый ходите…

Маэстро опешил: «Извините», и быстро повернул обратно в театр, в свою гримуборную…

На Силова смотрел осунувшийся и небритый мужик. Он даже растерялся от взгляда дирижера. Потом исчез под столом и появился с электробритвой. Два-три движения, и стало ясно — эту щетину таким инструментом не снять. Ничего не оставалось, как идти в парикмахерскую и бриться.

Ноги привели Виктора в педикюрню Лизы. Это стало еще одной неожиданностью для Силова. Отступать было некуда и незачем, и Виктор сел ждать своей очереди. Из мужчин в салоне был только женский мастер и он — Силов. Каких-нибудь пять минут, и небритый маэстро сидел перед крупногрудой женщиной в бледно-фиолетовой чалме и обтягивающей майке, которая выдавала в разных местах излишки лишнего веса:

— Морду в порядок приведите, — сказал Силов и закрыл глаза.