Симфония времени и медные трубы

– Да работал в оркестре, увлёкся, вот и не заметил, как время прошло, – ответил Егоров.

– Правильно! Да и то сказать, задержался или не задержался, никто тебя не ждёт, да и думать о доме меньше приходится за работой-то! – вдруг неожиданно потеплевшим голосом сказал Восьминин.

Несколько шагов они прошли в ногу молча. Затем Восьминин что-то спросил у Егорова, что-то совсем постороннее, а затем, помолчав, он опять крепко взял Егорова под руку и спросил:

– Скажи мне, дорогой мой друг, ты всех своих людей знаешь?

– То есть как это всех? – не понял Егоров. – Всех своих я знаю постольку-поскольку…

– Вот именно, поскольку… – сказал Восьминин. – Ну ты их знаешь по фамилиям, именам, званиям, знаешь, кто на чём играет, знаешь – вернее, чувствуешь, – кто из них будто бы хорош, а кто плох! Так ведь? А всё остальное знаешь? Кем они были до появления здесь, что делали, какими интересами жили? Этого-то ведь не знаешь, а, быть может, кое о ком и знаешь, но всё-таки не обо всех. Так ведь?

И тут Егоров не утерпел, рассказал Восьминину об открытии с Петровым. Что этот музыкант оказался всё-таки сапожником.

Восьминин рассмеялся, потом заметил, что это не большая беда, что, конечно, Петров хотел сжульничать, но бывают дела и хуже…

– Да вот, зайдём к нам в политотдел, я тебе покажу кое-что! – сказал он Егорову и повернул на дорогу к штабу.

Войдя в одну из комнат политотдела, Восьминин отпер дверцу одного из сейфов и вынул оттуда пачку личных дел.

– Так, так, а… вот и оркестр, – сказал он. – Ну, Егоров, называй фамилии своих артистов.

Егоров начал перечислять своих музыкантов. Восьминин отыскивал их папки, откладывал в сторону и, кажется, чего-то ждал.

– Кухаров… – произнёс Егоров.

– Кухаров, Кухаров… вот он, голубчик! Так. Ну ладно, Егоров. Бери-ка его дело и читай внимательно. Смотри в обморок не падай в случае чего! Читай не спеша. А потом поговорим. А я поработаю тоже!..

Он протянул Егорову папку, довольно тощую, как говорят, «незавидную», сам же достал из ящика стола какую-то бумагу и стал что-то писать.

Егоров раскрыл папку и начал читать. Чем дальше он читал, тем его лицо выражало всё большее и большее недоумение. К концу чтения, когда папка подходила уже к концу, Егоров в обморок не упал, но весь его вид выражал совершенное изумление.

Он прочитал всё до конца, положил папку на край стола и задумался.

Восьминин увидел это, положил свою ручку в чернильнице, внимательно посмотрел на Егорова и спросил:

– Ну как? Узнал теперь одного из своих подчинённых? Понял?

– Да-а-а, – только и мог сказать Егоров.

– Ну, давай решать, как с ним быть. Теперь его судьба только от тебя, от его командира, зависит. Теперь без твоего решения никто его судьбу не решит. Давай будем думать!

Трудно было думать Егорову! Такого положения в его жизни ещё никогда не было.

Что же его так смутило? В деле Кухарова была вложена бумага от военного комиссара того района, где он был призван в Красную Армию. Содержание бумаги было жизнеописанием Кухарова, и из этого документа было видно, что Кухаров уже давно, несколько лет тому назад, был членом, а потом и главарём действительно бандитской шайки! Эта шайка специализировалась на ограблении товарных поездов, причём грабила вагоны с ценным грузом, например, с кожами, мехами. Шайка была великолепно организована, имела своих агентов на узловых станциях железных дорог, эти агенты узнавали всё нужное о грузах, их количество, качество, уточняли маршруты, порядок вагонов в поезде, время выезда, словом, все эти данные телеграфировались шифром главарю (в данном случае Кухарову), а основные силы рассчитывали время прихода этих поездов через их «точки», принимали меры к затруднению движения поездов, например – смазывали рельсы салом, находили другие средства к затормаживанию и, наконец, грабили вагоны. В том случае, если поездная бригада оказывала сопротивление, членов её выводили из строя, а то и убивали. Кухаров руководил всеми этими операциями бесстрашно и со знанием дела! Шайку ловили, и Кухаров тоже был пойман, арестован и осуждён на большой срок пребывания в концентрационном лагере. Но в концлагере он стал активно работать, через короткое время вошёл в доверие к лагерному начальству, стал чем-то вроде агента по снабжению, получил так называемое «расконвоирование», другими словами – право свободного входа и выхода, получал благодарности чуть ли не от Центрального Управления лагерями (ЦУЛАГ) и, добившись того, что ему было обещано досрочное освобождение, в один прекрасный день сбежал на автомашине лагеря! Его при помощи собаки нашли в ресторане Киевского вокзала г. Москвы, где он, очевидно, чувствуя себя уже в безопасности, праздновал своё «освобождение» с несколькими встретившими его друзьями. Увидев подходящих к нему оперативников, он даже не пытался бежать от них, а только попросил разрешения допить то, что ещё не было выпито, и сказал: «Что же, сорвалось!»