Симпатические чернила

Мысль о симпатических чернилах пришла мне в голову несколько дней назад, когда я снова листал записную книжку Ноэль Лефевр. На дате 16 апреля: «Встретила Санчо в «Каравелле» на улице Робер-Эстьен. Мне не следовало туда возвращаться. Что делать?» Я был уверен, что никогда не читал этого раньше и что страница была чистой. Эти слова были написаны чернилами голубого цвета, намного светлее остальных записей, почти прозрачными. И когда я рассматривал вблизи и под ярким светом чистые страницы записной книжки, мне казалось, что я вижу проступающие следы того же почерка, но невозможно было различить ни букв, ни слов. Судя по всему, они были на каждой странице, как будто она вела дневник или записывала большое количество встреч. Надо навести справки насчет этого «определенного вещества», упомянутого в словаре. Вероятно, речь идет о средстве, которое можно легко найти во всех магазинах, и благодаря ему все, что занесла Ноэль Лефевр в свою книжку, всплывет на поверхность чистых страниц, как будто она написала это вчера. Или даже все произойдет естественным образом, все само станет читаемым не сегодня завтра. Надо только подождать.

Доказательство: мне понадобились десятки лет, чтобы узнать, что я ошибся в написании фамилии «Бехавиур».

Я слышал ее только от Жерара Мурада и был уверен, что она пишется на английский манер: Бехейвиур. Но нет. Я понял свою ошибку однажды под вечер, когда проходил по набережной в сторону Дома радио.

Я шел мимо большого гаража, не доходя до надземного метро и лестниц сквера Альбони. Над входом в гараж была вывеска, красными буквами на белом фоне:

ГАРАЖ ТРОКАДЕРО

Р. Беавиур

Специалист по «крайслерам»

Днем и ночью

Я хорошо знал этот квартал и удивился, что никогда раньше не замечал эту вывеску и особенно фамилию: БЕАВИУР. Но может быть, надо выждать определенный промежуток времени, чтобы проступили буквы и имена, как на страницах записной книжки Ноэль Лефевр. Это укрепило меня в мысли, что, если у вас и случаются иногда провалы в памяти, все подробности вашей жизни где-то записаны симпатическими чернилами.

По другую сторону широкой застекленной стены я видел мужчину, сидящего за металлической конторкой; склонив голову, он просматривал какие-то документы. Я постучал в стекло. Он поднял голову и сделал мне знак войти.

Я стоял перед ним. Это был мужчина лет пятидесяти, с седыми волосами, подстриженными коротким ежиком; в лице его было что-то юношеское, наверно, из-за глаз и гладкой загорелой кожи, контрастировавшей с сединой.

— Что вам угодно, месье?

Голос тоже был молодой, с легким парижским выговором.

— Это вы Роже Беавиур?

— Он самый.

— Я только хотел кое-что узнать…

Он был одет в темно-синюю полотняную куртку и желтую футболку, в которых выглядел спортсменом.

— Я к вашим услугам…

Он улыбался мне, и улыбка его была, несомненно, такой же, что и в молодости. И я боялся, что улыбка внезапно застынет на его лице, когда я перейду к делу.

— Понимаете, ваша фамилия…

— Моя фамилия?..

Он нахмурил брови, и улыбка исчезла.

— Вы, кажется, знали когда-то давно моих друзей…

Фраза казалась мне резковатой, но я постарался произнести ее очень мягко.

— Друзей? Каких же?

— Девушку, которую звали Ноэль Лефевр, и молодого человека по имени Жерар Мурад. Я говорю об очень давних временах… Думаю, мы с вами примерно ровесники…

Я как мог пытался завоевать его доверие, стараясь говорить безразличным тоном. Но чувствовал с его стороны некоторую опаску.

Взгляд его помрачнел, и он молчал. Я не знал, смутило ли его то, что я сказал, или он с усилием вспоминает то время.

— Вы не могли бы повторить имена?

— Жерар Мурад и Ноэль Лефевр. Ноэль Лефевр исчезла в одночасье. Я знал, что она жила с неким Роже Беавиуром…

— Первое имя мне ничего не говорит. Но девушку по имени Ноэль я знал. Это было в незапамятные времена, месье…

— Я полагаю, что это она и есть, у сказал я. — Она жила тогда на улице Вожелас.

— Нет, на улице Вожелас жил я… А она жила на улице Конвансьон.

Он коротко кивнул, как будто хотел положить конец разговору.

— А вы так и не узнали, что сталось с Ноэль Лефевр?

— Нет.

Он пристально смотрел на меня. Казалось, он ищет слова.

— Вы говорите, она исчезла. Но она просто-напросто покинула Париж, если я правильно помню.

В эту минуту на его конторке зазвонил телефон. Он снял трубку.

— Я сейчас с клиентом… Но ты можешь зайти за мной…

Он повесил трубку.

— Видите ли, месье, есть в жизни времена, о которых предпочитаешь не вспоминать… Да они и забываются мало-помалу… И хорошо… У меня была трудная молодость…

Он снова улыбался, но немного вымученной улыбкой.

— Я понимаю, — сказал я. — У меня тоже была трудная молодость. И мы знали одну и ту же девушку. Это не случайно…

— Совершенно случайно, месье.

Тон его был теперь куда менее любезным, чем раньше.

— Вы говорите мне о такой далекой поре… И о человеке, которого я знал очень недолго… Месяца три, не больше… Так что я могу вам еще сказать?