Читаем Симпатические чернила полностью

Теперь она не знала, как поддержать разговор. Он, казалось, думал о чем-то, что его беспокоило. Или обдумывал вопрос, который хотел ей задать.

— Он меня очень заинтересовал. Я узнал некоторых людей на этих фотографиях. Но вы наверняка знаете их лучше, чем я.

Он медленно листал альбом, так же, как и вчера. Она уже забеспокоилась, надолго ли все это затянется. Он явно забыл о ее присутствии. Вот он остановился на одной странице.

— Здесь сфотографирован один человек, у него французское имя… Но я не представляю, кто это может быть…

Он показал фотографию трех человек, сидевших за столиком на террасе кафе. Подпись внизу гласила: «Слева направо Дуччо Стадерини, Санчо Лефевр и Джорджио Коста».

Она склонилась над снимком.

— Кто из них вас интересует?

— Тот, что в центре, с французским именем… Санчо Лефевр…

Она так и сидела, молча склонившись над снимком. Сама не знала, то ли не решается ответить, то ли эти лица ничего ей не говорят, словно ее поразила внезапная амнезия.

— Санчо Лефевр? Да, это был француз. Его на самом деле звали не Санчо, а Серж…

— Вы его знали?

— Немного. Когда приехала в Рим, в девятнадцать лет.

И странное дело, с первого взгляда она его не опознала: брюнет, гораздо крупнее двоих других, он единственный на снимке не улыбался. А потом вдруг словно что-то щелкнуло: она снова стала той девушкой, которая знала Сержа, для всех Санчо Лефевра. Но это длилось лишь несколько секунд. Фотография опять стала прежней, человек на ней таким далеким…

— А вы знали, чем он занимался и что делал в Риме?

— Я не задавалась такими вопросами. Мы встречались время от времени, как большинство французов, живших здесь.

Вдаваться в подробности ей не хотелось. Да и стерлись они из памяти, подробности. Не за что было зацепиться. Забвение покрыло все это белым и скользким слоем. Припорошило снегом.

— Вчера вы сказали мне, что хотите узнать о Риме… Что именно узнать?

Она искала слова. Ей казалось, что она совсем разучилась говорить по-французски. Фразы не складывались. Требовалось усилие.

— Это очень трудно… В Риме все забываешь со временем…

Да, она где-то об этом читала. В детективном романе или в глянцевом журнале. Рим — город забвения.

Она резко встала с кожаного кресла:

— Вы не хотите пройтись по улице? В этом запаснике так душно…

Он как будто удивился. Наверно, из-за слова «réserve», и она опять спросила себя, есть ли оно на французском.


Они шли рядом по виа делла Скрофа, альбом он по-прежнему держал в руках.

— Должно быть, вам скучно сидеть целый день в этой галерее…

— О, знаете, я провожу там не больше двух часов в день…

— Вы живете поблизости?

— Недалеко отсюда. А вы остановились в отеле?

— Да. В отеле близ пьяцца дель Пополо.

Разговор становился банальным и безобидным. Достаточно было плыть по течению. Кое-что, однако, ее еще беспокоило.

— Но почему вы интересуетесь Санчо Лефевром?

Сколько времени она не произносила это имя? Наверно, с прошлого века. И теперь ей было не по себе.

— Кто-то в Париже упомянул его в разговоре… Имя Санчо показалось мне необычным…

Он повернулся к ней и улыбнулся, будто хотел ее успокоить. Успокоить, ее? Возможно, она неверно истолковала эту улыбку.

— Да… кто-то, кто, кажется, знал когда-то давно этого Санчо Лефевра…

Он остановился посреди тротуара с таким видом, будто хотел сообщить ей что-то важное.

— Бывает иногда, оказываешься в каком-то месте среди людей, которых по большей части не знаешь… и ничего не остается, как слушать их разговор…

Она не совсем понимала его, но согласно кивала.

— В одном из таких случайных разговоров я и услышал имя Санчо Лефевра… Вот так… все очень просто… даже смешно… и вдруг я нахожу его фото в вашем альбоме.

Он взял ее под руку, и они пошли дальше. Вышли на пьяцца дель Пополо.

— А тот, кто упомянул Санчо Лефевра в этом разговоре, был довольно пожилой человек с очень темными волосами, возможно, грек или южноамериканец…

Она смотрела на него с любопытством, в свою очередь улыбаясь.

— Да вы настоящий роман мне рассказываете…

— Да, вы сами сказали… роман… Этот человек, судя по всему, был другом Санчо Лефевра… Его звали Бренос, Жорж Бре-нос…

На сей раз посреди площади остановилась она. Бренос. Имя, забытое на десятки лет, которого она не слышала больше ни от кого. Вот почему это имя, всплыв из небытия, причинило ей боль. Но она не могла дать этому имени лица, будто эти два слога «Бре-нос» ослепили ее внезапным светом.

— Вы так побледнели… вы, наверно, устали, мы слишком долго идем… и у меня такое чувство, что я докучаю вам этой историей…

— Нисколько… Мы можем где-нибудь присесть.

У нее немного закружилась голова, но сейчас было уже лучше. Имя Бренос было теперь для нее лишь все более слабым мерцанием, как свет маяка, когда удаляешься от берега.


Сколько лет сегодня этому Бреносу, если он еще жив? Сто? Ей хотелось задать ему вопрос, ведь, судя по его словам, он с ним встречался. «Возможно, грек или южноамериканец»… Она не помнила его лица, только черные, зачесанные назад волосы. И черные глаза.

Они сели рядом на террасе кафе «Розати».

— Нет… я никогда не слышала об этом Бреносе… Я никого не знала в Риме с таким именем…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза