Символисты и другие. Статьи. Разыскания. Публикации

1

СПб. 18. III. 07.

Порою дружеских посланий
Я увлекаюсь так давно, –
И, видно, нынче суждено
Хоть одному из тех желаний,
Какими сердце так полно,
Когда молчать обречено
Без наслаждений и страданий, –
Осуществиться наконец.
Быть может, новый мой венец
Меня не только не прославит,
А лишь покаяться заставит –
Как знать? Царица иль раба,
Всегда со смертными лукавит
Их своенравная судьба, –
Но все же рвением объята
Моя душа – мое перо:
Почтить стихом поэта-брата
(Что так убийственно старо).
Душа созвучьями богата,
Что легче ветра, ярче злата,
Нежней волны, острей булата, –
А это ль – правда – не добро?
И так пишу. Так он, Языков,
Так он, Тригорского певец,
Будил для дружественных кликов
Ватагу дрогнувших сердец –
И разгорался взор невольно
Приветом радости застольной.
Теперь не то. Уж нет забав
На дне содвинутых стаканов.
Ты, златорунный Вячеслав,
Ты, Фебом взысканный Иванов,
Скажи: мы видим ли в вине,
Как деды, целый мир – на дне?
Пусть – нет. Но почему ж порою
Не возвратиться к старине?
На старый лад я лиру строю,
И вот – забытою игрою
Она ласкает сердце мне.

И вспоминается невольно

Та благодатная пора,
Когда привольно и раздольно
Мои летели вечера,
Когда я был здоров и весел
Среди житейских тяжких дел –
И бодро на тебя глядел;
Теперь же грустный мой удел –
Облокотясь на ручки кресел
Сидеть – и чахнуть одному.
Ты, верно, спросишь – почему?
Да потому – на удивленье –
Что, не спросясь, меня сгребло
В охапку лёгких воспаленье –
И дома крепко заперло
Всем ожиданиям назло.
Судьбу кляня, я две недели
Валялся, кашляя, в постели,
Хрипел, сопел, свистел, пыхтел –
И все-таки остался цел.
И вот уж страхи отлетели.
Какие ж страхи-то? Не те ли,
Что говорят о грозном «там»
И так же радостны мечтам,
Как завывание мятели?
Нет, главный страх мой был не тот.
Я думал: долго ли, Создатель,
Один пробудет твой мечтатель?
Проходит день, как целый год,
За ним еще, еще – и вот
К тебе Забвение – предатель,
Никем не слышимо, вползет
И руку ласково лизнет,
И в очи глянет. Вот приятель
Тебя забыл; за ним другой –
Сомкнулась Лета над тобой.
А вспомнят – скажут: «Верно, в Нарве,
А то б давно пришел сюда».
А вкруг меня витают larvae[1067]
И глухо каркает беда;
А я сижу себе на месте –
Петух промокший на насесте.
И сострадателен, и мил,
Какой же одинокий гений
Больного келью посетил?
Красноречивейший Евгений
Васильевич Аничков[1068] (тих,
Он уместился в тесный стих!) –
Отрада слуха, радость взора.
Но видит Бог – не для укора
О нем рассказываю я:
Такого суетного вздора,
Ей-ей, чужда душа моя.
Быть может, только для меня
Тянулось долго время это,
Зияя, грозное, как Лета.
Я думал вовсе не о том.
Я полон тихого желанья
(Смотри, для верности, о нем
Начало этого посланья):
Хотя в мечте с тобой вдвоем
У тихой лампы очутиться,
Поговорить о том, о сем,
Душевным хладом и огнем,
Мечтами, рифмами делиться.
И потому, мой друг, прости,
Что, повалившись на пути,
Я так бессвязно разболтался
И помешал тебе идти.
Но если я не замешался
Не вовремя, – тогда, как друг,
Ты, верно, уж найдешь досуг
Меня спасти от скуки адской, –
Не очутившись на Посадской[1069]
(Чему я был бы очень рад),
А хоть черкнувши наугад
Две-три строки о чем случится.
Тогда рука твоя – как знать? –
Быть может, тоже расшалится,
Захочет рифмы набросать?
Вот это будет благодать!

Одно из дружеских желаний

Захочешь ты осуществить –
И век классических посланий,
Во имя дружбы, обновить!
Начни, певец! Мое начало
Неверным звуком прозвучало:
То – не посланье, то – письмо,
Оно сложилось так само.
А ты, как лес, многоязычен, –
Начни же новую весну,
Задень уснувшую струну –
Ты будешь истинно классичен;
Коль долго петь охоты нет –
Блеснет отточенный сонет.
(Сонета я не забываю,
Его с тобой я вместе чту;
Тебя недаром зазываю:
Один-другой тебе прочту).
Скорей же сделай оба дела:
И лишний раз себя прославь
(Кому же слава надоела?),
И друга верного избавь
От власти демонов и фурий:
Болезни, бешенства пера,
Тоски, мечты et cetera.
Придет ли новая пора?
Дождусь ли?
«Многострунный» Юрий.

Р. S.

Вношу в post-scriptum пышный звон октавы
Для Лидии Димитриевны я.[1070]
(Четырехстопный ямб не даст мне славы[1071]).
Но ей известна преданность моя.
Теперь она здорова? А когда вы
Обрадуете книгою меня?
Я помню, как в последней корректуре
Дивился я пленительному Журе.[1072]

Р. Р. S.

К четырехстопным звукам ямба
Вернуться я спешу опять:
Чуть-чуть не позабыл (сагаmbа!)[1073]
На всякий случай я сказать,
Что перебрался я хворать
В квартиру брата.[1074] Вместе с братом
Живу я в номере девятом;
Дом тот же, но этаж – второй, –
Конечно, ниже, чем шестой.

Ю. В.[1075]