Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года

При этом формально трехцветный флаг продолжал официально считаться государственным и после прихода большевиков к власти, вплоть до 8 апреля 1918 г., хотя в действительности и не употреблялся в качестве такового[331].

В отличие от иных дореволюционных государственных символов, императорский гимн «Боже, царя храни!» отрицался совершенно, его связь с монархией была совершенно очевидна. До революции гимн был неизменной частью многих официальных церемоний, некоторое время его продолжали исполнять по заведенному порядку. В войсках гарнизона Симферополя, например, было даже приказано петь «Боже, царя храни!» после зачтения манифеста об отречении Николая II[332].

Отказ же от исполнения гимна в установленное время нередко был первым знаком присоединения к революции. Одна из рот учебного минного отряда в Кронштадте вечером 1 марта отказалась петь государственный гимн после молитвы, и это событие дало толчок для протестного движения в данной части, которое затем переросло в восстание. Матросы опасались репрессий за свою демонстрацию: появились слухи о вооружающихся офицерах. В этой обстановке любого возгласа было достаточно, чтобы вывести роты из казармы. По некоторым данным, петь гимн отказался матрос 9-й роты М. Шагин, бывший обычно запевалой. Участник восстания в Кронштадте вспоминал: «…В минном отряде на молитве моряки пропели „Отче наш“ и отказались петь „Боже, царя храни!“, — так начинались революционные события в Кронштадте. Так сказать, с богом, но против царя»[333]. Правда, некоторые большевики-мемуаристы пытались представить действия матросов даже более радикальными: они якобы не пели и молитву. Эта версия нашла отражение и в работах некоторых советских историков[334]. Однако, по-видимому, тем самым они просто пытались задним числом представить действия матросов не только антимонархическими, но и антиклерикальными. В своих воспоминаниях матросы-большевики всячески подчеркивали и роль совещания «руководящих работников большевистской организации крепости», на котором якобы было решено начать восстание матросов и солдат Кронштадта вечером 28 февраля. Эта версия событий нашла отражение и в исторических исследованиях[335]. При этом явно недооценивались инициативы отдельных беспартийных моряков, стихийный характер движения, в самоорганизации которого играли важную роль нарушение уставного ритуала и отрицание монархической символики.

Во многих же частях и после революции офицеры пунктуально требовали соблюдать устав: они приказывали своим подчиненным петь старый гимн «Боже, царя храни!» во всех положенных случаях и после отречения императора. Это, разумеется, приводило к острым конфликтам. Для их предотвращения командующий 12-й армией даже вынужден был отдать приказ, категорически воспрещающий исполнение старого гимна (он был отпечатан в виде специальной листовки, которая 9 марта расклеивалась в Риге)[336]. Предпринимались попытки создания нового гимна на старый мотив («Боже, народ храни!» и др.), однако новые тексты не пользовались популярностью.

Свой фронт борьбы против царского гимна открыли и некоторые деятели искусства. Композитор А.К. Глазунов утверждал: «Прежний гимн — не является, по-моему, образцом национального творчества, русского в нем мало». В условиях революции старые патриотические аргументы приобрели новую силу. Вопрос о чуждости гимна русской традиции поднимался и ранее, он активно обсуждался до революции на страницах легальной прессы[337].