Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года

Генерал Н.В. Рузский, главнокомандующий армиями Северного фронта, которому командующий Балтийским флотом был в это время подчинен, направил в Ставку Верховного главнокомандующего протест против действий своего подчиненного: «Полагаю, что всякое изменение формы одежды должно быть актом, исходящим от правительства, и не может быть установлено частными распоряжениями. Прошу соответствующего выяснения этого вопроса сношением с Временным правительством». В столице же руководители морского ведомства с ужасом и раздражением наблюдали за развитием «погонной революции» на Балтийском флоте. Сохранилось несколько вариантов ответа на телеграмму Максимова. 16 апреля командующего флотом извещали, что «вопрос о замене (в ранней редакции — „снятии“. — Б.К.) наплечных отличий иными по образцу иностранных республиканских флотов уже ранее предрешен был Временным правительством. В Гламоре (Главном морском штабе. — Б.К.) уже разработан проект новых нарукавных отличий, который будет введен в ближайшие дни, о чем поставлю Вас в известность». В одном из вариантов ответа содержится фраза «Так, считая вопрос общим для всех флотов, прошу остановить». Однако эта фраза была зачеркнута и в окончательный текст ответа адмиралу Максимову она не вошла. Очевидно, и в Главном морском штабе поняли необратимость происходящего[579].

К этому времени Максимов был вынужден сделать новый шаг. 16 апреля в 18.50 он сообщал в Генеральный морской штаб: «О разработке проекта Гламором новых нарукавных отличий мне не было известно. Вынужден был обстановкой принять решительные меры, отменить старую форму и выработать новые отличия. Считаю, что нужно их, быть может, с малыми поправками принять, так как по этой схеме Балтийский флот уже отличия надел». Резолюция одного из руководителей морского ведомства на послании Максимова гласила: «Ответить: Приказ минмора об отличиях на рукавах вместо погон вышел»[580].

Упомянутый Максимовым приказ по Балтийскому флоту, датированный 16 апреля (№ 126), гласил: «Впредь до выработки общей для всего флота формы одежды предлагаю: 1. Офицерам иметь нарукавные отличия по прилагаемому чертежу. 2. Кокарды временно закрасить в красный цвет до тех пор, пока не будут выработаны фуражки нового образца с новыми эмблемами. 3. Шарф отменить. 4. Пуговицы с орлами, по мере возможности, заменить пуговицами с якорем. 5. На оружии уничтожить вензеля». К приказу прилагалась таблица нарукавных знаков различия, ими стали галуны, количество и ширина которых соответствовали званию офицерских чинов флота и морского ведомства. Так, например, мичманы и поручики имели один средний галун с завитком и один узкий без завитка. У адмиралов, генералов и высших чиновников морского ведомства — один средний галун с завитком и два широких без завитка, а звание обозначалось пятиконечными звездами, прикреплявшимися выше галунов. Соответственно, у контр-адмирала — одна звезда, у вице-адмирала — две, у адмирала — три[581].

В тот же день, 16 апреля, военный и морской министр А.И. Гучков тоже отдал, наконец, приказ за № 125, согласно которому все виды погон в военно-морском флоте изымались из употребления «в соответствии с формой одежды, установленной во флотах всех свободных стран». Политическая уступка, ставшая следствием массового движения, представлялась как насущная республиканская реформа. В то же время те матросы, которые инициировали борьбу с погонами, могли ощущать себя победителями и образцовыми гражданами. Офицеры же, пытавшиеся погоны защищать, могли восприниматься, в лучшем случае, как политически неграмотные обыватели, которые не понимают принципы организации «флотов свободных стран». В некоторые соединения этот документ поступил 17-го, указывалось на необходимость спешного его выполнения: «Приказ привести в исполнение, по возможности сегодня», — гласила телеграмма, полученная штабом начальника речных сил на Дунае[582]. Косвенно это свидетельствовало о той напряженности, которая царила в штабах накануне праздника 1 мая. По-видимому, решение об издании приказа было принято внезапно, под давлением событий на Балтийском флоте. Спешка сказалась и на тексте приказа. «…Приказ был разработан в 20 минут, тем и объясняется его непродуманность», — утверждал офицер, служивший в центральном аппарате морского ведомства[583].