Синагога и улица

Во дворе так погрузились в жалость к Грасе и осуждение ее мужа, что совсем забыли про Нехамеле Мунвас, хотя и ее муж оставлял по ночам одну. В придачу к боли и стыду из-за того, что ее мучитель крутит роман со слесаревой Иткой, а ей приходится молчать, Нехамеле пришлось еще и увидеть, как люди потеряли интерес к ее страданиям. Она даже слышала, что нечего и сравнивать ее страдания с горем жены садовника.

— Мужа можно поменять, особенно учитывая, что обивщик хочет дать ей развод, но когда теряют единственное дитя, это действительно горе.

«Этой сумасшедшей Грасе больше сочувствуют, чем мне», — подумала Нехамеле и возненавидела двор Лейбы-Лейзера.

Квартиры обеих женщин находились рядом, разделенные общей стеной. Сидя по вечерам дома, Нехамеле не раз слышала, как жена садовника болтает, смеется и плачет. После того как обитатели двора принялись говорить, что от одиночества Грася Шкляр еще больше сходит с ума, Нехамеле пришла в голову такая странная, неприятная мысль, что у нее просто глаза остекленели и стали похожи на глаза бездомной чердачной кошки, готовой прыгнуть человеку на затылок.

Вечером, когда Мойшеле Мунвас ушел на свидание с любовницей, оставив жену дома, она вошла в спальню, сняла туфлю и принялась стучать каблуком в стену, отделявшую ее от жены садовника. Нехамеле барабанила все сильнее и сильнее, пока не услыхала испуганный крик. С одной туфлей на ноге, а другой — в руке она бросилась в прихожую и опустилась на стул, тяжело сопя, но при этом на лице ее дрожала хитрая злая улыбка. Через окошко, выходившее на двор, она видела пары, сидевшие на порогах, на крылечках, дышавшие свежим воздухом и по-семейному разговаривавшие. Только она одна сидит у себя дома, покинутая и униженная, и должна к тому же дрожать, как бы люди не узнали, что ее муж проводит время со слесаревой Иткой. Отец Итки изучает сейчас Тору в синагоге, и даже на улице слышен его охрипший святошеский голос. Если бы он только знал!

Нехамеле вернулась в спальню и снова стала стучать туфлей в стенку. Она прыгала из угла в угол, чтобы стук слышался отовсюду. С минуту она хлопала подошвой медленно и тяжело, потом принялась барабанить острием каблука легко и быстро, словно строчила на швейной машинке. Затем она забралась на стул и принялась стучать вверху, на стыке обоев в коричневую клеточку и белого отштукатуренного потолка. Раздались дикий крик и топот — Грася выбежала во двор. Как ни обезумела сама Нехамеле от страха и отчаяния, она ясно понимала, что делает. Она поставила стул на место, надела туфлю на ногу и тоже вышла во двор. Грася вопила перед столпившимися в кружок соседями:

— Черти прыгают по моей голове, черти стучат в стену, черти!

Обитатели двора безмолвно обменивались взглядами: жена садовника совсем уже сошла с ума. День назад она говорила о своем мальчике, предстающем перед ней в образе птички, а сегодня уже вопит о чертях. Посреди разговоров и суматохи люди увидели, что в стороне стоит Нехамеле, дрожа всем телом, и давится слезами.

— Если во дворе Лейбы-Лейзера творятся такие неслыханные вещи, разве удивительно, что здесь собираются нечистые, как в развалинах? — скроила набожную мину одна из соседок, а другая предсказала, что скоро все услышат стук в стены. Кто-то все же попытался пошутить:

— Мертвецы из пустых синагог на синагогальном дворе приблудились сюда.

Однако остальным было не до шуток. Несколько человек зашли вмести с женой садовника в ее квартиру, другие пошли за женой обивщика. Соседи с обеих сторон ощупывали стену и разглядывали потолок.

— Может быть, воры? — спросил кто-то в квартире Нехамеле.

— Чему тут могут порадоваться воры? Ее хорошим отношениям с мужем? — с издевкой ответил ему другой сосед.

В квартире садовника тоже кто-то умничал:

— Может быть, мыши?

Однако Грася закричала в ответ, что, когда шум устраивают мыши, это сразу ясно, потому что они пищат и скребутся коготками. Однако она ничего не слышала, кроме глухих ударов разбойничающих чертей, которые пришли, чтобы погубить ее жизнь. Соседи велели Грасе помолчать и долго прислушивались. То же самое делали пришедшие к Нехамеле. В обеих квартирах ничего не было слышно, поэтому все решили, что не иначе как обе женщины не в себе. Обеих попытались убедить пойти спать к соседям. Жена обивщика отвечала на это, что ждет мужа, который должен вот-вот прийти, а жена садовника сказала, что ждет своего мальчика. Алтерл сейчас покажется в образе птички.