Синан и Танечка

– Как там погода? – спросил, кивнув на перечеркнутое жалюзи окно.

– Жара, – скупо отозвалась та, пожав плечами.

– Тяжело, наверное, в такую погоду возиться с нами, больными, – продолжил он, стараясь расположить к себе неприветливую тетку. – Сейчас бы отдохнуть, на природу… Правда?

Та что-то буркнула и стала уверенными механическими движениями разворачивать его, готовя к уколу.

– А Татьяна-ханым сегодня не работает? – сдавшись, уже прямо спросил он.

– Ночью будет дежурить, – ответила медсестра и ввела иглу.

Синан поморщился. Странно, но у Тани даже уколы получались менее болезненными.

– Давно она служит в этой больнице? – поинтересовался он, пока медсестра протирала спиртом место укола.

– Четыре года, – отозвалась та.

– Непривычно, медсестра из России в турецкой больнице, – осторожно продолжал допытываться Синан. – Как она сюда попала? Должно быть, интересная судьба.

Медсестра смерила его взглядом и вдруг откровенно фыркнула.

– Может, и интересная. Только как у нее дознаешься?

Это было уже что-то, хоть какая-то реакция. И Синан поспешил ею воспользоваться.

– Хотите сказать, она замкнутая? Не любит говорить о себе?

– Да не то чтобы, – скептически усмехнулась медсестра. – Говорить-то она говорит, вот только…

Она замялась, но Синан не позволил ей соскочить с крючка:

– Что? Привирает?

Медсестра оглянулась на дверь. Синан чувствовал, что ее так и подмывало рассказать сплетню. Но больничная этика этого не позволяла.

– Да ладно вам, расскажите, – попросил он и, доверительно подмигнув тетке, добавил: – Только между нами. Я никому не скажу.

Та, еще помявшись немного для порядка, наконец выдала, заблестев глазами:

– У нас говорят, что она того.

– В смысле? – насторожился Синан.

– Ну, с приветом, – пояснила тетка. Она понизила голос, заговорщицки склонилась к нему и добавила: – Чокнутая.

– Сумасшедшая? – округлил глаза Синан.

– Ну, не совсем, конечно, – хихикнула медсестра. – С ножом за людьми не бегает и королевой Испании себя не называет. Но с головой у нее беда, это уж точно.

Синан откинулся на спинку кровати. Такого он не ожидал. Непонятно было, насколько можно доверять словам этой сплетницы. В самом ли деле Таня не в себе, или это обычная враждебность к чужакам?

– А… в чем это выражается? – аккуратно спросил он.

– Да вы сами на нее посмотрите повнимательней, – хмыкнула тетка. – То сидит, молчит, смотрит в никуда. И дооолго так может. Как будто проваливается куда-то, в другой мир.

– Ммм… – неопределенно протянул Синан, не зная, что сказать.

Задумчивость сама по себе, конечно, никак не свидетельствовала о сумасшествии.

– То вдруг как с цепи сорвется, веселая, заводная, тормошит всех, смеется. А потом опять. Я как-то раз захожу в сестринскую, смотрю – сидит, плачет. Да так горько, будто умер у нее кто. Спрашиваю: «Ты чего? Дома что случилось? Или тут, на работе?» Головой мотает.

Синан, боясь нарушить поток слов, которым прорвало медсестру, только размеренно кивал.

– Картинки какие-то чирикает где попало. Однажды отчет разрисовала, вы представляете? Да все какими-то девушками. Старшая смены так и ахнула – это что? Да как же так? Она покраснела, говорит, простите, мол, я задумалась. И сама потом по новой перепечатывала. Это как, по-вашему, нормально?

– Нет, нет, конечно, нет. Надо же… – отозвался Синан.

– А еще небылицы рассказывает. Как-то сидели мы во время перерыва в сестринской, по телевизору новости показывали. Какого-то чиновника из России, может, депутата, который для чего-то с визитом в Турцию приехал. А она смотрит в экран этим своим стеклянным взглядом и вдруг говорит: «Татуировку свел». Мы спрашиваем, какую, мол, татуировку. А она и объясняет, что у него все руки якобы в татуировках были – и на груди что-то, я не совсем поняла. Купола? Собор, в смысле, что ли? Мы спрашиваем, а ты откуда знаешь. А она так плечом повела и говорит: видела. Вроде как намекает, что этот чиновник не раз перед ней голышом ходил. Типа любовники они, что ли, были в былые времена. Ага, так я и поверила. Никого получше медсестры не нашел.

Она вдруг спохватилась, что наболтала лишнего, и испугалась:

– Вы только не говорите никому.

– Ну что вы, я же пообещал, – заверил ее Синан.

А когда старая сплетница ушла, задумался. Мысль о том, что Таня может рассказывать неправду, но совершенно искренне в нее верить, до сих пор не приходила ему в голову. Эта неприятная тетка, конечно, наговорила с три короба. Понятно, что большая часть ее болтовни была вызвана личной неприязнью к красивой молодой женщине, которую любили больные. И все же, все же… В Тане действительно было что-то странное. Про таких обычно говорили «не от мира сего».

Ночью, когда она уже привычно вошла к нему в палату, Синан следил за ней глазами особенно пристально. Мягкие плавные движения, нежная улыбка, и этот взгляд – как будто бы всегда слегка отсутствующий.

– У вас остались фотографии дочери? – неожиданно спросил он.

Таня вздрогнула.

– Только одна.

– Можете показать, – попросил Синан.

– Да, у меня есть скан в телефоне.