Синан и Танечка

– И документы украли, и ребенка, и мозги твои, видимо, тоже, – хмыкнул Отар. – Все, окончен разговор. Иди займись ужином и дай мне отдохнуть.

Таня, оцепенев от такого предательства, стояла, глядя на мужа широко раскрытыми глазами. В груди разливалось что-то тяжелое, темное, требовавшее выплеска. Таких эмоций она до сих пор не испытывала, не знала, как с ними справляться. Ей показалось даже, будто она уже не принадлежит себе, эта плотная, удушающая ярость забрала над ней власть, подчинила себе и заставила кинуться в бой.

Таня бросилась к мужу, схватила его за грудки, встряхнула, ошалевшего от неожиданности, выкрикнула, задыхаясь:

– Ты же мне обещал! Обещал…

Отар вскочил с дивана, с силой отцепил от себя ее руки, отшвырнул прочь. Таня, пролетев через комнату, упала, больно приложившись боком о низкий шкафчик. Уголок рта защипало, Таня прикоснулась к нему – на подушечках пальцев осталась кровь.

Отар навис над ней. Белки глаз его подернулись красными прожилками, ноздри гневно раздувались.

– Слушай, дорогая, я человек терпеливый, но всему есть предел, – прорычал он ей в лицо. – У меня тоже есть дети, настоящие, а не воображаемые. Я молчал, когда Нателла жаловалась мне, что ты ее обижаешь. Когда видел, что у Бадри плохо проглажены рубашки. Но больше молчать не буду! Или ты выбросишь из головы свои бредни и займешься семьей и домом, или я вышвырну тебя обратно, откуда явилась. Ясно тебе? Ясно? – угрожающе повторил он.

– Ясно, – едва слышно прошептала Таня, пытаясь отползти от него.

К вечеру Отар, уже отошедший от взрыва, явился на кухню и буркнул мывшей у раковины посуду Тане:

– Я погорячился. Не злись. Вот, возьми деньги, купи себе что-нибудь.

С этими словами он сунул Тане несколько купюр. Та вытерла мыльную руку о фартук и, не глядя на Отара, спрятала их в карман домашнего платья. Как ни хотелось швырнуть эти бумажки ему в лицо, Таня отдавала себе отчет в том, что рассчитывать ей теперь, как и всегда, впрочем, можно только на себя. И если она хочет как-то выкарабкаться из очередной жизненной ямы, да еще и без всякой помощи попытаться найти Асю, хорошо бы иметь собственные деньги.

Купюры она вечером спрятала в косметичку, где хранилось самое дорогое: пара фотографий Асеньки и сандалики, которые она купила ей с первой зарплаты, да так и не смогла примерить.

В следующие несколько месяцев Таня научилась ладить с Отаром и его домочадцами. Как ни противно ей было сносить замечания Бадри, придирки Нателлы и капризы Мери, Таня убеждала себя, что нужно терпеть. Раз уж она ввязалась в эту историю, теперь ей нужно получить турецкое гражданство, разрешение на работу, как-то упрочить свои права здесь. Только тогда она сможет послать к чертям всю эту залезшую к ней на шею семейку. И конечно, дождаться удобного случая, чтобы разузнать что-то о дочери.

Отар был человеком взрывным, жестоким, властным, с самодурскими замашками, но в целом отходчивым. И когда Тане удавалось сгладить неминуемые конфликты с его детьми, обращался с ней более или менее ласково и дарил деньги. Все их Таня методично прятала в косметичку к своим сокровищам. У нее созрел уже план – как только она накопит достаточную сумму, и документы будут готовы, пойдет в медицинское училище, закончит образование. Тогда она сможет стать здесь самостоятельной, и ни Отар, ни его домочадцы не будут больше иметь над ней власти. Таня уже представляла себе, сколько могут стоить услуги, которые она оказывает Отару совершенно бесплатно. Сиделке с медицинским образованием он вынужден был бы платить 20–25 долларов в день. На эти деньги она вполне могла бы существовать, пусть небогато, но независимо. Постепенно она осваивалась в новой для нее стране, начинала чувствовать себя увереннее. И перспектива закончить образование и жить одной, ни от кого не завися, начинала казаться вовсе не страшной, а наоборот, чрезвычайно заманчивой.

Но для того, чтобы осуществить этот план, нужно было выучить турецкий, и Таня исправно ходила на курсы, открытые при посольстве. Отар, правда, ворчал, что она отнимает время от семьи, его дети и мать каждый раз перед Таниным уходом словно нарочно пытались завалить ее новыми поручениями, но тут она была непреклонна. Без знания языка ей в Турции рассчитывать было не на что.

Что же касается случая разузнать про Асю, вскоре он Тане представился. Как-то вечером она услышала, как Отар разговаривает по телефону – по-русски, изредка вставляя турецкие выражения. Показалось, будто он назвал человека, с которым говорил, «Тофик-джан», и Таня, протиравшая пыль в комнате, замерла с метелкой в руке.

– На сапоги нужен материал, есть заказ, – говорил Отар. – И еще кое-что. Сейчас, назову тебе параметры.

Он поднялся и зашелестел бумагами на столе. Таня стояла к нему спиной и наблюдала за отражением мужа, двигавшимся в стеклянной дверце книжного шкафа. Отар что-то продиктовал в трубку, посмеялся со своим собеседником, затем закончил разговор и убрал мобильный телефон в карман.