– Да я не съем столько. И так уже еле хожу после такого завтрака.
Барклай картинно выпятил живот и, согнув ноги в коленях, комично заковылял вокруг стола, делая вид, будто набитое брюхо тянет его к земле. Таня рассмеялась, да и сам Синан не удержался от улыбки. С ума сойти, мальчишку как подменили. Шутит, дурачится… Только с ней, правда, с ним по-прежнему лается. Но хоть так.
– Ничего, может, угостишь кого-нибудь, – отсмеявшись, как бы невзначай предложила ему Таня.
Барклай на секунду задумался, в глазах его промелькнула какая-то мысль, и он кивнул.
– Ладно. Спасибо, Та-неч-ка.
Имя ее, непривычное для турецкого языка, он так же, как и Синан, произносил раздельно, с трудом выговаривая слоги.
Когда пацан вымелся из кухни, Синан, пристально глядя на Таню, изумленно покачал головой.
– Спасибо… Танечка… Кто этот вежливый мальчик и куда вы спрятали моего строптивого сына?
– Я же говорила вам, он хороший. Просто очень эмоциональный. Ему нужно внимание, тепло, ощущение надежности. И он постепенно перестанет бунтовать, – сказала она.
– О чем вы там секретничали? – не унимался Синан.
Таня улыбнулась.
– Сказала ему, что знаю отличное домашнее средство от юношеских прыщей. Настой на сухих травах. Пообещала, что схожу в аптеку, куплю все необходимое и приготовлю.
– Глупости, – махнул рукой Синан. – Со временем все пройдет.
– Да, но… – Таня помедлила. – Кажется, ему очень нравится какая-то девочка из школы. И конечно, ему хочется хорошо выглядеть перед ней. А мне не сложно…
– Вы его балуете, – проворчал Синан.
Таня же просто отозвалась:
– Бедняга вырос без матери. Должен же его побаловать хоть кто-нибудь? – она вдруг вспыхнула и поспешно добавила: – Простите, я не имела в виду…
– Не извиняйтесь, – перебил Синан. – Я и сам знаю, что из меня восторженный отец, как из вас генерал армии.
– А что, думаете, у меня бы не получилось командовать войсками? – лукаво возразила Таня.
После завтрака она, как обычно, потащила его делать гимнастику в сад. Терпеливо заставляла снова и снова делать упражнения, разминала ноги неутомимыми пальцами, искренне радовалась самому минимальному прогрессу. Хлопала в ладоши, кричала:
– Видите, видите? Сегодня вам удалось уже в колене ногу согнуть.
– Согнуть – это громко сказано, – фыркал Синан. – Еле шевелятся, проклятые.
– И все-таки, – не соглашалась Таня. – Еще две недели назад вы и этого не могли. Я вам гарантирую, к концу месяца вы уже сможете несколько минут простоять без поддержки.
– Тоже мне достижение для взрослого мужика, – язвил Синан.
А в груди, даже против собственной воли, разливалась надежда. Вот ведь, не совсем развалина. Ползаю еще кое-как, глядишь, и на ноги встану. А все благодаря ей, ей…
Близость Тани волновала его, заставляла сердце учащенно биться в груди. Теперь, когда она не носила больше больничную шапочку, он уже знал, что волосы ее под солнцем отливают серебром. А глаза даже в самую жару блестят прохладой, будто студеная ключевая вода.
И когда Таня помогала ему сесть обратно в коляску, перекинув его руку через свои плечи и, тяжело дыша, давая указания:
– Обопритесь на меня. Вот так. Еще немного.
Он не удержался и коснулся ее щеки губами. Какая нежная, какая теплая кожа. И эта благоухающая лавандой прядь волос, дотронувшаяся до его век. И как забилась тревожно голубая жилка на ее шее.
Таня, не дрогнув, помогла ему опуститься в кресло и только после произнесла:
– Не надо…
– Понимаю, – едко усмехнулся он. – Не хотите иметь ничего общего с калекой.
– Ну как вам не стыдно! – даже раскраснелась от обиды она. – Во-первых, вы не калека, вот-вот встанете на ноги. А во-вторых, дело совсем не в этом.
– А в чем же?
Таня, не поднимая на него глаз, ответила негромко:
– Вы тянетесь ко мне просто потому, что я помогаю вам справиться с болезнью. Это известный психологический обман. Пациенты часто влюбляются во врачей, психотерапевтов… Вернее, думают, что влюбляются.
– А если нет? – горячо возразил Синан. – Если дело не в психологии? Если меня к вам действительно тянет. Как только может мужчину тянуть к красивой женщине?
– Давайте вернемся в дом, – не отвечая, предложила Таня. – Вам пора отдохнуть.
Оставшись один в прохладной спальне с задернутыми занавесками окнами, он едва не зарычал от досады. Все происходило не так. Он терял контроль над своей жизнью, и виной всему была эта русская медсестра с чистыми, как вода, глазами.
Синан больше не мог себе врать, он был в нее влюблен. Страстно, мучительно, самозабвенно. Не лучше Барклая, втюрившегося в какую-то школьную прелестницу. Вот только Барклаю семнадцать, а он здоровый опытный мужик, вдовец, не раз нюхавший смерть. И совсем сбрендил от парочки ласковых слов и прикосновений.
А ведь он до сих пор не уверен в том, что Таня говорит ему правду. Кто она? Откуда? Как попала в Турцию? Эти ее дикие истории про похищенную дочь, бандитов, челноков, жестокого мужа и его сумасбродную семейку… Чему из этого можно было верить?