Синдром Дао

– Не то слово, – подтвердил я, вспомнив ночные завывания на луну и свои подозрения насчет малютки Сяочжу. – У нее тогда были совершенно кошачьи – или тигриные – глаза! Но вот что поразительнее всего: лейтмотивом везде проходит невинная фраза – признание в любви китайской девушке. Ты тоже знаешь эту песенку?

– Нет, никогда не слышала, – покачала головой Сун Лимин. – Я придумала эти слова специально для тебя.

– А сейчас выясняется, что мастер-колдун напевал эти самые слова матери Сяочжу. Перед тем, как проклясть обеих. А я их случайно произнес в присутствии девочки – и она словно превратилась в зверя. На мой взгляд, слишком много случайных совпадений.

– Случайные совпадения – это другое название Судьбы, – задумчиво сказала Сун Лимин. – Именно так работает Дао…

***

Я долго пытался припомнить сон, который мог бы красочно пересказать Учителю. Моя ночная жизнь не была богата видениями, но те, что все же иногда меня посещали, я запоминал навсегда. Потому что они больше напоминали кошмары и целыми неделями, даже днем, продолжали вторгаться в сознание: вызывали неприятный озноб, мешали думать и заниматься делами. Помню, незадолго до того, как у моего старика начала потихоньку съезжать крыша, я увидел один выразительный сон с его участием. В сновидении отец, молодой и полный сил, прогуливался по берегу озера с какой-то женщиной. Это была красотка с рассыпанными по плечам густыми темными волосами. Парочка остановилась у огромного валуна, и отец стал расписывать тело подруги черной краской, выдавливая ее из длинного тюбика. Женщина хохотала, обнажая крупные зубы, поднимала руками волосы и подставляла «художнику» то плечи, то грудь, то спину. Отец оставлял на ее коже странные каллиграфические знаки, напоминавшие иероглифы. Вскоре все тело женщины было покрыто, словно татуировкой, текстовым узором. Она побежала к озеру и легла в воду у самого берега. Постепенно вода смывала рисунок и окрашивалась в черный цвет. Отец тоже подошел к озеру и сел перед подругой на колени. Смеясь, она взяла его руку и положила себе на грудь. Отец скользнул ладонью к шее женщины и нажал ей на горло. Голова красотки полностью ушла под воду. Я видел, как она смеется, широко открыв рот, и бьет руками по поверхности озера. Отец продолжал удерживать ее лицо под водой. Вскоре движения рук стали слабее, а потом и вовсе прекратились. Последнее, что я запомнил, был застывший в смехе рот женщины под водой и неподвижные зрачки ее распахнутых глаз…

После долгих раздумий я решил описать Учителю один из последних снов – тот, что предшествовал началу нашей переписки с Сун Лимин. Если вы помните, в этом сне мой художественно озабоченный родитель мелом рисует на полу прозрачную тушу коровы. Ее кровеносная система напоминает сеть венецианских каналов, а внутренние органы похожи на острова. Закончив рисовать, отец с аппетитом съедает остатки мела. Я попадаю внутрь коровы, гуляю по долинам и по взгорьям ее меловых органов и оказываюсь весь перепачканный белой известью. Сновидение был яркое, образное и вовсе не кошмарное – наилучший вариант для презентации моего внутреннего мира.

Когда я начал пересказывать сон, Ван Хунцзюнь сидел со скучающим видом. Он без устали гонял по ладони нефритовые шары и даже не смотрел в мою сторону, увлеченный этим занятием. Однако что-то в рассказе все же привлекло внимание Учителя, так как он стал на меня заинтересованно посматривать. Когда же я замолчал, Ван Хунцзюнь послал моей переводчице выразительный взгляд. Сун Лимин ответила на него не менее выразительной улыбкой. Хотя они не проронили ни звука, я видел, что рассказ вызвал у обоих некие мысли, понятные только им двоим.

– Сегодня идем на прогулку за город, – внезапно объявил Учитель, ни единым словом не прокомментировав мое красочное сновидение. – Через час встречаемся у моста по ту сторону озера. Zai jian!

Дойдя с Сун Лимин до середины моста, мы увидели, что Ван Хунцзюнь уже стоит на том берегу. Заметив нас на вершине арки, он махнул рукой и пошел налево от деревни, по направлению к невысоким холмам. Я впервые видел его одетым в обычные хлопковые штаны, легкую рубаху и кепку козырьком назад. Но даже без своего чародейского халата и тонны драгоценных украшений он сильно отличался от других людей. В движениях Учителя юношеская живость сочеталась со зрелой грацией опытного хищника. Он шагал так, словно совершал ритуальный танец: в нем жили все мускулы до единого; каждый поворот головы, каждый взмах седого хвоста под кепкой был одушевленным. В то же время «танец» этот не выглядел наигранным и рассчитанным на публику: тело Учителя двигалось максимально естественно, без капли позерства. Мне было чему поучиться у него в этом отношении.