Я вскочил на ноги и первым делом бросил взгляд на ногу. Кожа висела клочьями, рассеченная неровной каменной поверхностью, и под ней – брр! – угадывалось голое мясо. Но крови не было – это поразило меня больше всего. Впрочем, я не собирался предаваться размышлениям по данному поводу. Мне нужно было как можно скорее добраться домой и обработать рану: не дай бог в нее попадет какая-нибудь зараза и я сдохну если не от потери крови, так от столбняка. Я стряхнул с себя пыль, поднял табличку и, морщась от боли в увечной конечности, заковылял к деревне.
Глава тринадцатая
– Если государь в смятении, царство охватывает смута, – бесстрастно произнес Учитель, глядя на мои заклеенные пластырем руки, перебинтованную ногу и ссадины на лице. – Если на душе беспокойно, то и телу плохо.
Поморщившись, я потянулся за чашкой чая. Нога не то чтобы болела, но на каждое движение непременно отзывалась противным нытьем.
– И вовсе у меня на душе не беспокойно, – возразил я, причем совершенно искренне. Вчерашнее просветленное состояние, правда, осталось там, где оно меня настигло – высоко в горах, но и сказать, что меня что-то сильно угнетало изнутри, я не мог.
– Телу плохо только тогда, когда душа не на месте, – с невозмутимым видом повторил Ван Хунцзюнь. – Ты не можешь отрицать, что твое тело сейчас страдает. Если только специально не устроил этот маскарад с бинтами, чтобы ввести меня в заблуждение… Ладно, ладно, не взвивайся так: сам знаю, что не маскарад. Но на твоем месте я бы задумался: каждый день приносит тебе новое увечье – ты падаешь на ровном месте, калечишь себя об острые камни, тебя царапает первая встречная девочка. С человеком, у которого на сердце мир и покой, такого
– И каков же рецепт бессмертия? – дерзко задал я вопрос, подрывающий основы материалистического мировоззрения.
– Прежде всего, нужно очистить душу и мысли от шлаков прошлого, – сказал Учитель. – Иными словами, простить всех своих обидчиков и самого себя за то, что вобрал эту обиду. Потом нужно освободиться от раздражительности, мелочности, злости, научиться жить без разрушительных эмоций. Обретя состояние покоя, ты встанешь на срединный путь, которому следуют даосы. Они говорят: будь посредине самого себя, и ты достигнешь бессмертия.
– Это все? – сухо поинтересовался я.
– Нет, – ответил Ван Хунцзюнь. – Еще даосы рекомендовали заниматься любовью и принимать снадобья. Вот послушай, что писал один древний мудрец по этому поводу:
Помнишь, я говорил, что даосы обнаружили дивное свойство грибов переносить человека в измененное состояние сознания? Там ему открываются многие тайны, включая тайну вечной жизни. И все же начинать нужно с собственных мыслей. Правильное мышление – вот основа бессмертия.
– Я так понимаю, меня ожидает упражнение по очистке мыслей? – кисло высказал я предположение.
– Совершенно верно, – кивнул Учитель Ван. – Ты сегодня на удивление прозорлив. Сейчас начнешь, а годика через три, глядишь, и очистишь котелок.
– Три года!? – воскликнул я в ужасе. – Почему так много?
– Ну так ведь ты уже не мальчик, милый человек. Представляешь, сколько у тебя хлама внутри скопилось? – терпеливо пояснил Ван Хунцзюнь. – Бьюсь об заклад, ты не помнишь даже десятой доли всех своих обид, недоразумений, унижений, планов кровной мести и прочего, и прочего. Постепенно все это дерьмо будет всплывать в твоей памяти, а ты знай себе махай лопатой и выгребай его наружу. Когда почувствуешь свободу от прошлого, когда станешь внутри пустым, тогда и поймешь, как сильно изменился. Ты ощутишь в себе дыхание Дао и станешь на шажок ближе к бессмертию.
– А с чего начинать-то? – уныло поинтересовался я, не в силах даже вообразить ужасающий объем подобной работы. – За какую ниточку тянуть?
– Начнешь с того, что сейчас отправишься с Сун Лимин в одну уютную пещеру в горах, недалеко от деревни. Там в тишине и покое потянешь за первое неприятное воспоминание, что придет тебе в голову. Попробуешь пережить его заново, со всеми эмоциями, соплями и слезами. А когда почувствуешь, что наигрался, простишь и высвободишь. Потом примешься за следующее – и так до бесконечности. Все понятно?
– Будем считать, что да, – произнес я тоном человека, приговоренного к пожизненному заключению. Не дожидаясь от Учителя коронного восклицания