Синдром Дао

– Я вам тут не нанималась изучать в подлиннике трактаты Желтого Императора34, – сквозь зубы прошипела врачиха – мне почудилось, что вслед за шипением у нее изо рта вот-вот покажется раздвоенный язык. – И тем более следовать рекомендациям китаёз. Я как-нибудь сама буду вас лечить.

Она выписала мне направление на УЗИ и велела сделать в соседнем кабинете трехмерный снимок сосудов.

– Бесплатно? – уточнил я, наивно полагая, что все дополнительные услуги покрываются медицинским полисом.

– Вы вообще откуда свалились? – ошалев от моей простоты, с каким-то даже участием спросила змеюка. – Если все станет бесплатно, мы-то как будем деньги зарабатывать? Ваш рентген стоит три шестьсот, оплатите в кассе и идите делать снимок. Потом сразу возвращайтесь сюда.

– Тысяча двести за каждое измерение, – быстренько подсчитал я. – Жить в трехмерной Вселенной становится все накладнее. Я могу хоть, по крайней мере, сделать УЗИ вне очереди? Скажу, что от вас.

– А вы что, инвалид? – издевательски усмехнулась она. – Или ветеран войны и труда? Постоите в очереди, ничего с вами не станет.

Я вздохнул от безысходности и унизительности этой ситуации и поплелся исполнять поручения гестаповки. Спустя каких-то полтора часа я выложил у нее на столе туманные изображения своей кровеносной системы. Сосуды на них были подозрительно белые – даже я, далекий от медицины человек, понимал, что так быть не должно. Нахмурившись, врачиха склонилась над снимками и долго их разглядывала. Наконец, она подняла глаза и сурово на меня посмотрела.

– Я пока не готова сказать что-то определенное насчет вашего состояния, – сказала она сухо и спокойно. – Но ясно одно: положение у вас более чем серьезное. Я должна посовещаться с коллегами по поводу лечения. Пока что выписываю лекарство – принимайте его каждый день на протяжении недели. Через неделю придете ко мне, будем дальше смотреть. Всего хорошего…

Время, что садистка врачиха отвела на вынесение вердикта, показалось мне вечностью. В эти семь дней я иногда думал, что не выдержу нервного напряжения и сойду с ума. Но я не сошел с ума: утром и вечером я принимал выписанное лекарство – заглатывал капсулу в красной облатке, словно выполняя обряд собственного спасения, словно читая «Отче наш», – и каждый раз испытывал приятное расслабление. Наверное, в снадобье была подмешана доза успокоительного, иначе с чего бы оно оказывало такой эффект?

В день «Страшного Суда» я оделся во все белое и пошел слушать окончательный приговор. Я надеялся, что перед кабинетом снова будет очередь и оглашение моей участи отложится хоть на часок. Но, как назло, в коридоре не было не души, поэтому я обреченно вздохнул и сделал шаг навстречу судьбе.

– Боюсь, ситуация еще хуже, чем я предполагала, – бесстрастно сказала хирург, велев мне сесть напротив. – У вас не просто атеросклероз, то есть не простое отложение бляшек на стенках сосудов, затрудняющее кровоток. У вас с самой кровью какая-то странная вещь происходит. Из нее словно испаряется жидкость, кровяные клетки кристаллизуются и превращаются в известняк. Можно сказать, сейчас ваша кровеносная система наполовину состоит из мела, и, судя по всему, процесс превращения крови в твердое вещество необратим…

– То есть вы хотите сказать, что мое заболевание неизлечимо? – произнес я страшное слово, чувствуя, как начинаю каменеть – от макушки до пят. – Неужели ничего нельзя сделать, чтобы остановить этот процесс?

– К сожалению, современная медицина еще не сталкивалась с подобным явлением, – пожала плечами врачиха. – Возможно, конечно, попытаться сделать операцию: полностью очистить кровеносную систему от известняка и влить в вас две трети новой крови. Но такая операция, скорее всего, возможна только за границей, к тому же, она будет стоить неимоверных денег. А положительный исход вряд ли кто может гарантировать.

– Доктор, вы можете сказать со всей прямотой: что меня ожидает? – как можно спокойнее поинтересовался я.

Хирург снова повела плечами – на этот раз с некоторым раздражением.

– Вас ожидает то же, что и других больных с тяжелым атеросклерозом, – сухо сказала она. – Ампутация одной ноги, потом другой. Затем, возможно, дело дойдет до рук…

– Ясно – поэтапное превращение в овощ, – невесело усмехнулся я. – А сколько мне вообще осталось жить с такой болячкой? Когда завещание писать?

– Если вы готовы говорить на эту тему, то, пожалуйста, мужайтесь, – устало сказала врачиха. – При самом лучшем раскладе жить вам осталось не больше года. Скорее всего, меньше. Поэтому с завещанием не тяните. Мы, конечно, попытаемся сделать все возможное, чтобы затормозить процесс, но…

И она впервые с какой-то человечностью во взгляде развела руками.

– Я понял, я все понял, – пробормотал я и медленно поднялся со стула. – Что ж, спасибо за откровенность. Я, пожалуй, пойду. Если что, запишусь к вам на следующей неделе… Всего хорошего…

Идя к выходу, я чувствовал, что у меня безвольно подгибаются ноги. До сих пор удивляюсь, как они тогда вообще не отказали и донесли меня до дома.

***