Сердце защемило. В заботах об учебе и попытках научиться жить в общем ритме заново прошел май, в июне началась экзаменационная гонка, так что ей почти удалось перестроиться только на эту задачу. Но к тому моменту, как она вышла из аудитории после заключительной проверки знаний и навыков, Гермиона опять начала нервничать. Приближались выборы, и Кингсли был единственным реальным кандидатом, но теперь и он тревожил её, хотя они были знакомы и, вроде как, на одной стороне.
Можно было бы напроситься на встречу с ним без особых проблем, чтобы развеять или наоборот укрепить свои подозрения, но что она ему скажет? Её аргументация защиты Северуса, даже если она подберет грамотные слова, едва ли прозвучит весомее того, что она уже как-то выдавала Биллу. А выливать на будущего министра нытье влюбленной дурочки было бы как-то странно с её стороны. Уж пусть Поттер продолжает ему талдычить, какой профессор замечательный, хоть и мразь.
Впрочем, влияние Гарри на Кингсли, общество и вообще было не то чтобы всеобъемлющим. Он, конечно, являлся лицом сопротивления, но, как и всегда, однозначно героем его назвать было сложно, по крайней мере, посторонним. То есть, если уж серьезно, учитывая, что про крестражи и всю эту предсказанную муть про Поттера и Воландеморта знали единицы, то оставался вопрос… А кто, собственно, убил Того-кого-нельзя-называть? Статья Риты Скитер с практически одноименным названием вышла через пару дней после скандального заседания Визенгамота по делу Дамблдора, которое переросло в дело Поттера, Малфоя и, собственно, самого почившего Темного Лорда. Естественно, с крупицей реальных фактов там была намешена ещё и куча домыслов и откровенных выдумок. С учетом, что Гарри утверждал, что поспособствовала гибели Тома именно она, Гермиона, Рите пришлось и её упомянуть в своей писанине. Хотя, естественно, она не желала приписывать это достижение ни ей, ни Поттеру. В «Придире» все оказалось расписано более однозначно, правда, конспирологии тоже хватало.
Гермиона, буквально, проспала всю шумиху и в собственных тревогах и делах не обращала на неё внимание и позже, умудрившись игнорировать сплетни даже в Хогвартсе, хотя тут они цвели буйным цветом. Сама себя героиней она не чувствовала ни капли, впрочем, как Северус иронизировал, наверное, не отказалась бы от признания заслуг общественностью — Орден Мерлина хоть на полочку поставить можно. Особенно если учесть, что вместе с восхищением, которое им с Гарри и, естественно, Роном, выказывали, звучали и недовольство, мол, что-то долго они возились, и сомнения в их честности (но тут хоть можно было смириться, врали они предостаточно), и куда более мерзкие вещи. Та же Скитер, нисколько не делая скидку на их стесненное положение во время фактического правления Воландеморта, даже «пошутила» на тему того, в каких отношениях она состояла с Гарри, с Роном или с ними обоими. И в который раз Гермиона убедилась, что полагаться на все это общественное мнение не имеет никакого смысла. Тут либо менять его, а это тот ещё сизифов труд, либо плевать с высокой колокольни.
Она вздохнула и покрутилась на хорошо знакомом стуле, оглядывая не менее приевшуюся кухню. Так как дом стоял, фактически, закрытым все это время, тут ничего не изменилось — соваться на Гриммо никому из Ордена не было большой нужды, а Гарри ещё и активно (но как можно более незаметно) этому препятствовал. Потому что тут все ещё находилась Белла. Точнее её радикально обновленная версия. Как Гермиона поняла, после ментального воздействия она некоторое время пребывала в состоянии овоща, но постепенно стала проявлять функциональную активность — сама держала ложку и даже ходила, если вести её за руку. Конечно, ни о каком восстановлении личности не могло идти и речи, а эмоциональные реакции едва можно было считать, но оставлять Беллатрису один на один с Кикимером становилось все более неуместным. Тем более, что Гарри все же планировал тут жить и, естественно, открыть свои двери для всех близких. И это ещё не считая того, что Белла была единственной выжившей представительницей семьи Лестрейндж, то есть являлась наследницей, её могли искать, то, что она жива, наверняка выдавали какие-нибудь артефакты, вроде особых часов Уизли, и так далее, и тому подобное. В общем, как всегда, тонна проблем.
Кикимер суетился за плитой, напевая хоть и заунывную, но песню, а не брюзжа, как обычно. Гарри и Рон тоже были тут, но ещё не спустились — решали судьбу оставшегося в их комнате барахла. Пока, судя по звуку, выигрывала мусорка: что-то то и дело громыхало о бок обычного металлического ведра.
— Ну вы долго там? — крикнула Гермиона, не особенно надеясь, что они её услышат.
И тоже начала рыться в своей сумочке от нечего делать, хотя там все было рассортировано и уложено чуть ли не в алфавитном порядке в кои-то веки. Однако, уже через пару минут на лестнице показались две пары ног.
— Да сдать её Нарциссе и дело с концом, сестра она ей или кто? — бурчал Рон.
— Ага, скажи ещё Андромеде всучить, — беззлобно отозвался Гарри.