Синдром Гоголя

– Бронхоэктазия… – пришептывал он, всхлипывая и улыбаясь сквозь слезы. – Да вы ж мне жизнь спасли… Вот жена-то обрадуется. Я здесь, как в окопе… С отчаяния-с. Все с отчаяния… Надо было в большой город ехать. Там еще образованные остались.

– Радоваться не вижу причины. Бронхоэктазию тоже лечить надо. – Грених принялся искать раковину, но обнаружив ту без воды в трубах, глубоко и протяжно вздохнул. Потом оглядел свой перепачканный зеленными разводами и ржавчиной плащ с оторванным карманом, вздохнул еще раз.

– Ладно, – прервал он причитания Зворыкина. – В ледник привезли два тела. У вас были в подчинении, мне сказал начальник милиции, медсестры. Пришлите их сюда, пусть расчистят стол, часть исследования нужно будет провести на бактериологическом уровне. Санитара Аксенова я забираю с собой.

– Медсестры сейчас принимают нового больного. Это мой давнишний пациент… Довел он себя, тоже не лечился. На одном атропиновом порошке живет. Как порошок кончается, так у него приступы.

– Зимин? – спросил Грених, осененный внезапным открытием. – Ответственный секретарь еженедельной газеты «Правда Зелемска»?

– Так и есть.

– На атропиновом порошке?

– Атропиновом. Атропина сульфат, – уточнил доктор Зворыкин, кивая.

Грених обмер.

– Который не имеет ни вкуса, ни запаха, легко растворим в воде и этаноле. А стало быть, его можно подсыпать как в воду, так и в вино. Вызывает парез аккомодации почти до слепоты, лихорадку, галлюцинации, учащенное сердцебиение, угнетает секрецию бронхиальных и желудочных желез, возбуждает нервную систему и приводит к смерти от угнетения работы сердца и паралича дыхания.

– А еще он расслабляет гладкую мускулатуру желчевыводящих протоков, – подхватил Виссарион Викентьевич, по лицу которого было ясно, что он не вполне понимает причину восторженных возгласов Грениха, бывшего секунду назад строгим и обстоятельным, глядевшим на провинившегося бывшего фельдшера хищным разноцветным взглядом, а ныне даже дернул краем рта в улыбке.

– И выводится печенью и почками, – закончил Константин Федорович, тотчас посерьезнев и насупив брови. – Вскрытие Кошелева можно ограничить только извлечением печени и почек. Если в них обнаружится атропин, то это можно считать неоспоримым доказательством вины Зимина. Он отравил Кошелева атропином. Я должен был догадаться сразу, что у него желчнокаменная. К тому же Зимин все время запивал порошок «Массандрой», а атропин не реагирует со спиртами.

– Да что вы говорите! – Зворыкин аж привстал. – Зимин? Не может быть… Дмитрий Глебович скорее на себя руки наложит, чем на кого другого их же… того… поднимет.

– Себя он тоже по части рук не обижал. Повесился, да неудачно. Он и меня атропином пытался отравить. Я было подумал, мне кто-то дурмана, красавки или белены в воду подмешал. Ведь тогда, я хорошо это помню, хлебнул остатки из графина, и началась такая свистопляска! А у атропинового порошка ни вкуса, ни запаха… Вам должны были передать пробирку с кровью, – закончил Грених. – Где она?

Зворыкин бросился к шкафу, что преграждал путь в своеобразный окоп из тазов, ведер и прочего хлама, вынул жестяной ящик, открыл его.

– Это остатки льда, – пояснил он, протягивая ящик Грениху. В кусках серо-бурых глыб, от которых исходил приятный для ладоней холодок, лежала никем не тронутая пробирка с кровью Константина Федоровича.

– Так я и думал, – опять вздохнул профессор. – Мне нужен этанол, щавелевая и азотная кислоты, эфир, марля и метилоранж для определения водородного показателя.

Глава 19. Я убиваю без раскаяния!

Весь день Грених провел в здании ледника, а вечер – в лаборатории, где медсестры ему расчистили стол. Вскрытие тела покойной Офелии Захаровны показало, что она умерла от асфиксии.

Прежде чем препарировать тела, Константин Федорович велел Зворыкину потушить печку и оставил настаиваться частички почек и печени Кошелева и собственную кровь в смеси этанола и щавелевой кислоты. Несколько раз возвращался, процеживал материал через марлю и заливал смесью вновь, периодически проверяя водородный показатель, выпаривал на водяной бане, соединял ее с эфиром, пока в конце концов к позднему вечеру не получил осадок в виде кристалликов атропина.

– Для того чтобы окончательно убедиться в том, что это атропин, – проговорил Грених, поднимая вверх пробирку с веществом, – мне нужны или бромная вода, или азотная кислота, которых у вас нет. Как нет ни ацетона, ни гидроксида калия, чтобы выявить фиолетовый окрас веществ. И поскольку реактивов мы не имеем… Аксенов, нужно поймать во дворе… кошку.

– Зачем? – вскинул голову санитар.

– Увидите.

Аксенов, пожав плечами и не скрывая недоумения в лице, вышел. С трудом, но с задачей он справился. Весь изодранный, исполосованный кровавыми следами, он принес дико орущее животное, завернутое в клетчатый плед Зворыкина. Доктор пожертвовал тем ради важного случая.

В присутствии начальника милиции и милиционера Домейки Грених с помощью пипетки закапал в глаза кошке раствор белых кристалликов.