Синдром Гоголя

Повисла очень неловкая пауза. Но тут за окном раздалось спасительное урчание мотоциклетки. Краснея, девушка метнулась к подоконнику, поглядеть, кто нарушил утреннюю тишину, – скорее просто в попытке бежать, отстраниться от профессора, она прекрасно знала, что на подобном транспорте передвигался только Плясовских. Грених вспомнил о винтовке, бросился ее искать. В голове горела лишь одна мысль, единственный немой вопрос: помнила ли она о вчерашней гипнотерапии?

По-хозяйски распахнув двери, Плясовских ступил на два шага за порог. За спиной его показалась фигура Домейки – верного Санчо Пансы.

Плясовских обвел гостиную суровым взглядом, по очереди отметив сдвинутые столы, диван, увидел Асю, отошедшую к дальнему углу, судорожной рукой поправляющую прядки волос за ухом, глянул на все еще мирно посапывающую Майку на кушетке и на Грениха с винтовкой в руках.

– Это вы здесь, Константин Федорович, вчера вечером пальбу затеяли?

Грених вынул часы и щелкнул крышкой.

– Прошло уже десять с половиной часов с тех самых пор, как мы, по вашим словам, затеяли пальбу. Отчего же советская милиция только сейчас изволила прибыть разбираться?

– Ладно уж ерничать, – шмыгнул носом Аркадий Аркадьевич. – Я, знаете ли, сейчас один на весь город. Ни следователя не назначили, ни команды толком нет. У нас, тутошних, других дел полным-полно. Во-первых, в одном доме лопнула самогонная установка, погибли женщина с ребенком. Во-вторых, вчера дьякон взбесился, забаррикадировался в сарае вместе со своим племянником и палил по нам из двух револьверов, крича, что мы – упыри с погонами, погубили отца Михаила. В-третьих, Зимин повесился.

Ася выбежала на середину комнаты, протянула начальнику руки, потом закрыла ими лицо и стала терять сознание. Грених едва успел ее подхватить. Тут же и Домейко засуетился, кинулся в кухню за водой. В сознание девушку привели быстро, но бессмысленный взгляд ее не предвещал ничего хорошего – она откинулась на спинку дивана, застыв и уставившись перед собой, как вчера на кресле-качалке. Грених безуспешно пытался вернуть ее глазам осмысленность – тряс, кричал, шлепал по щекам. Бесполезно!

Придется вновь поручить ее Майке.

Разбуженная шумом девочка слушала инструкцию отца, сосредоточенно сведя брови, кивая взлохмаченной головой и поминутно утирая нос. Синие мешки под ее детскими сонными глазами делали ее старше на несколько лет. Грених наказал строго глядеть, чтобы Ася одна не оставалась.

– А если кто явится, – добавил профессор, – винтовка – вон, патроны на столе. Стрелять умеешь.

Начальник милиции выпучил глаза.

– А что прикажете? – огрызнулся Константин Федорович. – Хоть бы одного милиционера, что ли, сюда отрядили? Вот, теперь десятилетнему ребенку поручаю караул держать.

Плясовских окинул Майку оценивающим, строгим взглядом.

– Ладно, будущему пионеру можно. И не таким ружья выдавали, были времена.

Развернулся и по-военному двинул к мотоциклетке.

– Перво-наперво в типографию, – бросил он, влезая в седло и натягивая шлем. – Опять же тело не трогали, весьма дорожим вашим вердиктом.

– Посмотрим, – садясь в коляску рядом с Домейко, сказал Грених. – Я был у Зимина в день, когда преосвященный Михаил вроде как его исповедовал. Застал и батюшку. Но тот ничего раскрывать не стал.

– Вестимо! Да и раскрывать нечего. – Начальник милиции повернул ключ зажигания и дальше уже говорил, перекрикивая рокот мотора: – В тот злосчастный день секретарь выскочил из типографии, едва Домейко поведал, что Кошелева ищем. Схватил шинель, говорят, и понесся в сторону кладбища.

– А вернулся, кстати, только сутки спустя, – нахмурился Грених. – Вы его спросили, что он сутки делал и где был?

– Искал Кошелева, что он мог делать. Я его видел, даже дважды: и на кладбище, и поблизости от фабрики, – бросил за спину Плясовских, и мотоциклетка взялась с места. – Мы к полуночи уже оставили мысль найти покойного, а он сказал, что будет дальше искать. Ну я настаивать не стал.

Грених поджал рот от недоумения.

– А вам не показалось странным, – встрял Домейко, с наивным ожиданием глядя на Грениха, – что Агния Федоровна встревожилась, услышав весть о том, что Дмитрий Глебович… повесился?

– Домейко, ты что, самый умный? – отдернул его Плясовских. – Она на вести об отце Михаиле так… И что ты меня перебиваешь! О чем я говорил? А, вернулся, значит, Зимин и стал требовать преосвященного Михаила. И чтоб именно его, других священников не хотел. Только ему, кричал, откроюсь. За ночь поисков головой тронулся. Что он мог сказать архиерею? Не думаю, будто что важное, фантазиями своими темными делился небось. Это осталось ведомо только самому архиерею. Я б того допросил с пристрастием, но не могу… Архиерея мы тоже лишились…

Грених обомлел.

– Что ж вы с этого не начали! Умер? Как?