Синдром Настасьи Филипповны

Элла говорила, а сама не сводила глаз с заветных дверей. Их все время кто-то заслонял.

— Не отвлекайтесь, — сказал он. — Еще не скоро. Откуда вы знаете, что их было четверо?

— Она сама мне сказала. То есть говорить она не могла, но дала понять. Вот, она даже фамилии записала. — Элла вынула из сумки сложенные листочки с фамилиями, коряво написанными рукой Юламей.

— Стойкая девочка, — заметил он. — Будем заводить дело?

— Да. Она этого хочет. И я хочу.

— Нам с вами придется пройти в отделение, протокол составить. Да не волнуйтесь, это прямо здесь, в Склифе. Сюда часто криминал привозят.

— Я не хочу уходить. Вдруг врач выйдет…

— Не беспокойтесь, мы все успеем. Это еще часа на три, не меньше. Я предупрежу администратора, в крайнем случае, нас найдут.

В отделении Элла еще раз изложила все, что ей было известно. Майора Воеводина интересовало все: как Юламей училась, как к ней относились ученики и учителя.

Элла рассказала ему про капитана Колобова из районного отделения, который не хотел опечатывать школьную раздевалку. Воеводин при ней позвонил в отделение и подтвердил, что раздевалка опечатана.

— Мы пошлем туда экспертов, — сказал он. — Судя по всему, мальчишки резинками не пользовались, бросили все, как есть, и ушли. Балбесы! Но вас я хочу еще раз спросить: будем заводить дело?

— Я же сказала: да.

— Сплошь и рядом потерпевшие забирают заявления, и вся наша работа идет насмарку. А нам, между прочим, четыре вида спермы выделять. Анализ дорогой.

— Я заплачу, — сказала Элла.

Он позволил себе улыбнуться.

— Если вы заплатите, любой адвокат в суде это оспорит. Нет уж, лучше мы сами. А вы, главное дело, держитесь, не передумайте в последний момент.

— Я не передумаю. Позвольте мне уйти. Я хочу быть поближе к дочери.

— Понимаю. Но советую хоть чаю выпить, а то вы свалитесь.

— Нет, мне нужно к нотариусу. Вы не знаете, здесь где-нибудь поблизости есть нотариус?

— Есть, прямо напротив, на той стороне Садовой. Есть еще один недалеко, на Сретенке. А зачем вам? — удивился майор Воеводин.

— Я просила врача сделать заключение в двух экземплярах. Хочу заверить.

— Понял. Но это не срочно. Это даже завтра можно. Не волнуйтесь, никуда заключение не денется. Главное, чтобы вы не сдрейфили.

Элла наконец посмотрела прямо на него. Ее глаза горели яростным волчьим огнем.

— Взгляните на меня, майор. Думаете, я могу сдрейфить?

— Ну, дай бог вам держаться. Потерпевших запугивают. Стыдом стращают, подкупают, иногда и чем похуже грозят. Всякое бывает.

— Меня не запугают, — сказала Элла, поднимаясь. — Извините, я пойду.

— Обязательно поешьте! — крикнул ей вслед майор Воеводин. — А то вы свалитесь.

Но Элла не могла есть. Она вернулась в приемный покой. Ее врач еще не выходил. Она взглянула на часы. Скоро все нотариальные конторы закроются. Она села, поставила локти на колени и спрятала лицо в ладонях. Ей казалось, что она совершает мелкие, ненужные действия, суетится, когда все уже непоправимо, а у нее нет сил это осознать.

Кто-то тронул ее за плечо. Она вздрогнула и подняла голову. Перед ней стояла та самая женщина-врач.

— Пройдемте со мной, — сказала она.

Элле стало так страшно, что все предыдущие страхи показались ей пустячными. У нее мелькнула мысль, что ее ведут проститься. Горло свело судорогой, она даже не сразу смогла заговорить:

— Доктор, она жива?

— Конечно, жива! Вот, сюда.

Ее привели не в палату, а в какой-то медицинский кабинет.

— Где Юля? — спросила Элла. — Где моя дочь?

— В палате интенсивной терапии. Нам нужно поговорить.

— Я хочу ее увидеть.

— Чуть позже. В интенсивную терапию родных не пускают. Вот потом, когда мы переведем ее в бокс… Присядьте. Предварительное заключение готово.

Элла села. Женщина-врач тоже.

— У вашей дочери тяжелое сотрясение мозга. Слева сломаны три ребра. Легкие, к счастью, не задеты. Сломана правая рука, но перелом мы вправили, это пройдет. Вправили челюсть и вставили трубку, у нее смещение трахеи. В левом ухе лопнула барабанная перепонка. Хуже всего левый глаз. Есть смещение глазного яблока, отслойка сетчатки. Советую вам обратиться к Самохвалову. У него своя клиника, но он к нам часто приезжает на трудные случаи. Только это будет частная операция, вам придется заплатить. Вы сможете? У нас тоже есть специалисты, но…

— Я заплачу, — прошелестела Элла пересохшими губами.

— Поезжайте к нему прямо завтра, я с ним предварительно договорюсь, он вас примет. Вот адрес. И вот это возьмите, это снимки. Теперь основное. Полный разрыв девственной плевы, многочисленные вагинальные повреждения и разрывы. Анальных, к счастью, нет. Возможно, она никогда не сможет иметь детей, но это не окончательный диагноз.

Этот диагноз показался Элле самым легким, даже желанным.

— Я могу ее увидеть?

— Только не сегодня. Поезжайте домой, постарайтесь выспаться. Не надо геройствовать. Если вы рухнете от истощения, это никак не поможет вашей дочери. Сейчас ее состояние стабильно. Вас она все равно не узнает. Не сидите здесь всю ночь, это совершенно бессмысленно. А завтра с утра — к Самохвалову. Это самое главное. Надо спасти глаз.

Элла поблагодарила, попрощалась и ушла.