Синдром Настасьи Филипповны

— Ничего страшного, — заверил ее Ямпольский. — Это телефон моей конторы, где я появляюсь на час раз в неделю и то не всегда. Пусть звонят и записываются на прием. Вам некуда переехать на время?

— Нет, — покачала головой Элла. — Но в самое ближайшее время, как только мою дочь переведут в бокс, я буду ночевать у нее в больнице. Мне уже разрешили.

— Хорошо. Я созвонюсь со следователем, будем действовать дальше. Я вижу, вас еще что-то смущает?

— Ваш гонорар, — честно призналась Элла.

— У меня есть клиенты, с которых я беру пятьсот долларов за час. А знаете, почему? Вопервых, они могут себе это позволить. А во-вторых, это позволяет мне такими делами, как ваше, заниматься бесплатно. К вам у меня только одна просьба: ничего от меня не утаивайте, не искажайте, не приукрашивайте. Любое умолчание или ложь непременно обернется против вашей дочери на суде. Если у вас есть иллюзии, что судить будут не ее, отбросьте их сразу. Наши противники попытаются представить дело так, будто судят именно ее. Ну а наша задача — им в этом помешать, не так ли? — улыбнулся он задорной мальчишеской улыбкой, делавшей его похожим даже не на сына, а на внука. — Дайте мне знать, когда я смогу побеседовать с вашей дочерью.

Элла помрачнела:

— Боюсь, это будет не скоро. У нее, помимо всего прочего, вывих челюсти и горло повреждено. Она дышит через трубку и говорить не может.

— Но она тем не менее сумела сообщить вам имена насильников?

— Написала на бумаге. Левой рукой.

— Ну, есть куда более удобный способ. Лэптоп. Как только она очнется и более-менее придет в себя, навещу ее в больнице с лэптопом.

Когда Элла поднялась и начала прощаться, Ямпольский дал ей еще один полезный совет:

— Заведите в память мобильного номер вашего районного отделения милиции. Чтоб его можно было вызвать одной кнопкой. Вас не оставят в покое, совсем не появляться дома вы не можете. В случае чего — звоните в милицию. Вряд ли они мгновенно примчатся на вызов, судя по тому, что вы мне рассказали. У наших милиционеров любимый ответ: «Вот когда вас убьют, тогда и приходите». Но на ваших… гм… собеседников это может произвести впечатление. Отпугнуть. Если вам всерьез будут угрожать расправой, скажите им: «Убить легко. Скрыть следы трудно».

Он проводил ее до двери и уже на пороге добавил:

— Держитесь, Элла Абрамовна. Вы должны быть сильной хотя бы ради дочери.

— Я постараюсь, — Элла насильно заставила себя улыбнуться.

Было уже поздно, но она опять поехала в больницу. Ей сказали, что прием давно закончен, а к «интенсивникам», как выразилась администраторша, вообще никого не пускают.

— Я хотела бы узнать, как ее состояние, — устало попросила Элла.

— Без изменений, — ответила администраторша, никуда не заглядывая, не сверяясь ни с какими записями.

«Не повернув головы кочан».

— Может быть, вы позвоните наверх? — предложила Элла.

— Куда именно?

— На пост дежурной сестры. — Элла начала сердиться. — Я хочу знать, каково состояние моей дочери!

Администраторша завела глаза к потолку, давая понять, что ей мешают работать, но набрала внутренний номер. Собственно, именно в этом и состояла ее работа.

— Как там Королева? — пролаяла она в трубку.

— Дайте, мне, пожалуйста, трубку, — попросила Элла. — Я хочу сама услышать.

— Думаете, я вам не так скажу? Детский сад! — огрызнулась администраторша, но трубку дала.

Увы, дежурная сестра ответила то же самое: «Изменений нет». Элла поехала домой.

На этот раз никто не караулил ее у подъезда, но, придя домой, она обнаружила на автоответчике дюжину посланий от администрации школы и родителей мальчиков. Больше на пленке не хватило места. Пока общий тон был еще довольно сдержанный, а смысл сводился к одному: «Нам надо встретиться и все обсудить». Ее приглашали прийти в школу. «На их территорию», — мысленно отметила про себя Элла. Она хотела стереть сообщения, но сообразила, что они могут заинтересовать адвоката, и просто сменила кассету на чистую. Потом она заставила себя поесть и снова расплакалась. Эту еду она готовила позавчера для Юламей.

«Вы должны быть сильной ради дочери», — вспомнились ей слова адвоката. Элла вымыла посуду, приняла душ и легла спать.

Следующий звонок раздался рано утром. Правда, Элла уже встала, но все же семь утра — это было рановато для делового звонка.

Мужской голос. Мягкий, вкрадчивый.

— Элла Абрамовна? Надеюсь, я вас не разбудил? Доброе утро.

— Кому доброе? — спросила Элла и включила пленку автоответчика, чтобы записать разговор.

— Надеюсь, оно сможет стать добрым для нас для всех. С вами говорит отец Анатолия Рябова. Нам нужно встретиться и поговорить.

— Нам не о чем говорить. Хотите поговорить — звоните моему адвокату.

— А зачем нам адвокат? — Голос был все так же мягок и невозмутим. — Давайте встретимся, мы же с вами не чужие друг другу люди.

В этих словах, сказанных с легким довольным смешком, Элле почудился намек — до того гнусный, до того подлый, — что она задохнулась. Голос еще что-то говорил, но она его перебила.

— Если вам кажется, что мы породнились, вы ошибаетесь. Учтите, этот разговор записывается на пленку. Встретимся в суде.