Синдром публичной немоты. История и современные практики публичных дебатов в России

Что из западноевропейской парламентской процедуры не сработало на русской почве? Приват-доцент Санкт-Петербургского университета и гласный (то есть депутат) Петербургской городской думы Александр Пиленко в первом выпуске своей известной книги сразу же подчеркнул личностный характер думского общения: «…прием называния по избирательному округу – соответственно английскому обычаю – не привился у нас», потому депутата называли по имени – и как «Максим Максимович», и как «Максим Максимович Ковалевский», и как «многоуважаемый профессор Максим Максимович Ковалевский» [Пиленко 1907 (вып. 1): 84]. Такой характер упоминания мог легко привести к «переходу на личности»; неудивительно, что второй выпуск той же книги указывал в стенографических отчетах первой и второй Думы на многие примеры оскорбления личности, что вело к «весьма тягостным препирательствам». Примером же несдержанной и излишне резкой речи по отношению к целой группе депутатов Пиленко приводил следующие высказывания Шульгина: «…для чего, за какие грехи тяжкие заставляют нас, русских граждан, лояльных своему царю, сидеть вместе с вот этой [жест влево] компанией?» Ответ председательствующего последовал незамедлительно: «Призываю вас к порядку» [Пиленко 1908 (вып. 2): 69]. Правые вообще были особенно несдержанны на язык, и депутата Пуришкевича удаляли из зала несколько раз, даже за оскорбление председателей Думы Головина и Родзянко. А. И. Гучков вспоминал, как во время одного из заседаний Думы к нему подошел Пуришкевич и сказал, что сейчас «обложит» выступающего Милюкова по полной программе. Гучков дал ему ясно понять, что как председательствующий он его удалит с заседаний на 10 дней, и это охладило пыл Пуришкевича. Но хороши бывали все: даже кадет Маклаков, столько сделавший для разработки и принятия Наказа Госдумы, не сдержался на заседании 17 февраля 1917 года: его удалили из зала за именование государственных чиновников «подлецами» [Кирьянов, Лукьянов 1995: 122].

Показательно, что русские парламентарии проделали тот же путь, что и британские, – и только что не обещали посадить подравшихся в думских коридорах или сразившихся после заседаний парламента в Тауэр. При обсуждении Наказа Четвертой Думы депутат Остроумов подал следующюю поправку на включение в текст Наказа: «Вызов на дуэль одним Членом Г. Думы другого Члена по поводу оскорблений, усмотренных в речах, произнесенных официально в думских комиссиях и на общих собраниях Г. Думы, считается недопустимым, как покушение на парламентскую свободу слова. Как вызвавший на дуэль, так и принявший вызов обязаны ранее дуэли подать заявление о сложении звания Члена Г. Думы». Поправка, однако, не рассматривалась как поданная после разрешенных сроков подачи поправок [Саврасов 2010: 408].

Не заработал и порядок предоставления слова по очереди ораторам, выступавшим за и против определенного предложения. Как замечали современники, данное положение осталось мертвой буквой. Во-первых, председателя обязывали предоставлять право выступления по месту в очереди в порядке записи; во-вторых, только там, где количество выступающих было ограничено, предполагалось жесткое чередование. В этих случаях бывало так, что те, кто был против, записывались, как если бы они были «за», а потом – завуалированно или открыто – выступали против [Там же: 318].