Синдром счастливой куклы

Я не вовлечена в движуху. Не в курсе дел ребят. Понятия не имею, чем живет Юра. И самой большой, незаживающей раной на сердце кровоточат воспоминания о Ярике. Я до сих пор не знаю, где он, и начинаю забывать его родные, до нехватки воздуха прекрасные черты.

С каждым днем по капле из меня уходит радость, мешок за плечами тяжелеет и давит, а сердце ледяной железной хваткой сковывает невыносимая тоска.

Сутками зависаю на сайте для извращенцев и забиваю пустую голову шок-контентом — с интересом исследователя наблюдаю, как другие ноют, сходят с ума, спиваются, торчат и выпиливаются. Может, в скором будущем и меня ждет такая же участь. А, может, случится чудо, кто-то красивый и чистый за шкирку вытащит меня из дерьма, а я снова не смогу его удержать…

Невозможно. Лимит чудес давно исчерпан.

Утешает одно: контакт с ником Owl давно не выходит в сеть.

Если Ярик посещал этот сайт только в моменты адского депрессняка, значит, сейчас он не на «десятке». И даже не на «восьмерке». Он добрался до города мечты, нашел преданных друзей и цели, к которым стремится. Он жив, здоров и весел, и его глаза в лучах яркого июньского солнышка отливают янтарем. У него не болит душа, и на коже нет новых шрамов. Он не прислушался к едким словам Юры и простил его… Я очень надеюсь, что он простил и меня.

Шатаюсь по сумрачным комнатам, курю, как паровоз, и часто беспричинно плачу. Иногда, прямо в домашних шортах и шлепанцах, выбираюсь в гипермаркет, чтобы пополнить запасы кофе, бич-пакетов и сигарет. На меня пялятся, но мне наплевать.

Обо мне беспокоится только мама, но я не верю в ее искренность — свожу разговоры на нет и вообще отключаю телефон.

***

В квартире бардак — переполненный мусором мешок, слой пыли на полках, гора грязной посуды в раковине. Мелкий затяжной дождь за окном, сырость и серость, труп птицы в луже у лавочки и мертвые глыбы огромных домов дополняют идиллическую картинку моей шизы.

Я сижу на подоконнике и наслаждаюсь депрессией — до тошноты, до удушья, до оцепенения.

В дверь кто-то настойчиво звонит, но я даже не двигаюсь — ко мне не приходят гости, у меня нет друзей и близких, а соседи с жалобами на громкое музло и запах курева пусть катятся на три буквы.

Но звонок не унимается, хрипит, давит на мозги, и я сдаюсь — отщелкиваю в форточку бычок, кутаюсь в худи, слезаю с подоконника и шаркаю в прихожую.

— Элина, открывай! — Пронзительный, до изжоги знакомый голос проникает через стены и провоцирует приступ мигрени, к нему присоединяются удары кулака. — Открывай сейчас же, или я скандал закачу, ненормальная!

Покорно распахиваю дверь, матушка Юры отодвигает меня мощной рукой и, не разуваясь, по завывающему от испуга паркету проходит на кухню. Раскрывает зонт, по-хозяйски устраивает его на диване Ярика, осматривается и брезгливо морщится.

— Боже… Я даже присаживаться не буду, чтобы ничего не подхватить.

— Чем обязана? — Поправляю очки, закусываю губу, растягиваю рукава… Я не могу на нее смотреть — от одного взгляда становится стыдно, мутно и тошно.

— Пришла просить тебя об одолжении. Воистину пути господни неисповедимы… — пыхтит она, промокнув вспотевший лоб накрахмаленным платком. — Ты должна пообещать мне, что поговоришь с Юрой.

— О чем мне с ним говорить? Мы расстались, — усмехаюсь, вытаскиваю из мятой пачки новую сигарету и зажимаю в зубах, но матушка толстыми наманикюренными пальцами выбивает ее из моего рта.

— Прояви хоть немного уважения! Если не знаешь, что это, хотя бы сделай вид!

Изрядно офигев, я пялюсь на нее с намерением послать подальше, но замечаю на одутловатом лице презрение, граничащее с омерзением, и снова опускаю голову.

— Вот что, Элина. Детка. — Она тяжело дышит. — Юра месяц не выходит из дома — поругался с друзьями, завалил сессию, вознамерился забрать документы из университета и уйти в армию. Знаешь, чего мне стоило вырастить его достойным человеком и устроить в нормальный вуз? Вразуми его, от тебя требуется только это.

— А если я не хочу? — Сковыриваю остатки черного лака с ногтя и с досадой рассматриваю укатившуюся в угол сигу. — Да и не станет он меня слушать…

— Мразь! — Матушка дергается, как от оплеухи. — Юра не рассказывает, что между вами стряслось, но меня не обманешь: я знаю, что ты натворила, шлюха. Этот отброс ошивался тут не просто так. Ты же никогда не любила моего Юру — вцепилась, как клещ, и выпила всю кровь. Он за три года абсолютно ненормальным стал. Он о родной матери никогда так не заботился! Срывался и бежал среди ночи по твоему первому зову. Сдувал пылинки. Ушел из дома. Женился! Не видел никого, кроме тебя. На все мои советы огрызался: не лезь, отстань, я ее люблю. И чем все закончилось? Ты обрекаешь всех вокруг на страдания, но тебе все равно… Знаешь, дорогая, тебе аукнется. Господь накажет тебя.

Она смачно плюет на пол, забирает зонт и, что есть мочи грохнув дверью, уходит, а я проезжаю спиной по твердому кафелю и съеживаюсь в углу.