Синдром счастливой куклы

— Окей… — устало соглашается Юра и больше не смотрит на меня. — Как вернешься, позвони. Сходим в ЗАГС. Разведемся…

Быстро киваю, но не могу выдавить ни звука. Глаза разъедает кислота, горло сковывают рыдания, мне нечем дышать. Целая жизнь длиной в три года подходит к концу. А впереди неизвестность. Воздух…

Слезаю со скамейки и, сутулясь, иду к дверям. Но за спиной раздаются шаги, Юра догоняет меня, преграждает путь и бережно обнимает.

«Жесткие обнимашки» — родной запах ромашкового геля для душа, острые ребра, булавка в мочке, упрямая улыбка через разочарование и боль…

— Я обязана тебе жизнью, чувак! — со всей искренностью шепчу я, задыхаясь от слез, и Юра, помедлив несколько секунд, разводит руки и прячет их в карманах толстовки.

— Рад, что был причастен к этому.

Прикрываю ладонью рот, влетаю в подъезд и на свой этаж, но, оказавшись в темноте тесной прихожей, поддаюсь бешеной, выворачивающей наизнанку истерике — вою, бьюсь затылком о стену, сползаю по ней и дрожу.

***

Просыпаюсь с больной головой, опухшей физиономией и небольшой температурой, но первым делом забираю с тумбочки ноутбук, раскрываю его и проверяю канал «Саморезов».

Вместо вчерашнего пятизначного числа в графе «подписчики» сияет сто тысяч, видоса о творческом отпуске группы нет, зато под «Синдромом счастливой куклы» висит набранное Юрой объявление: «Оул, хватит медитировать, пора мутить историю. Мы очень тебя ждем. Возвращайся, чувак».

28

В последние дни я сосуществую с собой вполне мирно — читаю любимые книги Ярика, пробую рисовать в его стиле, продолжаю изготавливать мерч в надежде на лучшее и даже снова выкрасила патлы в голубой.

Но иногда тишина и гул холодильника застревают в ушах, невыносимая тоска скручивает нутро, тело слабеет, и я с интересом поглядываю на окно. Второй этаж. Слишком низко…

Я боюсь себя, боюсь своих мыслей, но обещала двоим дорогим мне людям, что не наврежу себе, а данное слово нужно держать.

Глушу остывший кофе, курю и в миллионный раз просматриваю единственное видео, оставшееся от Ярика, и стремительно уплываю на волнах его голоса.

Эти нежные губы сводили меня с ума. Эти огромные темные глаза видели во мне ангела. Эти красивые руки прикрывали меня от опасности.

Я люблю его. Я хочу его. Я так скучаю…

— Господи, Ярик, где же ты… — ною я, от отчаяния сжимая кулаки, и безнадега все сильнее подтачивает душу.

Прошло трое суток с момента размещения ролика на канале, в комментариях беснуются фанаты, но сам он так и не вышел на связь.

Я сомневаюсь, что выбрала действенный способ его разыскать, и больше не уверена, что мне хватит сил самостоятельно выбраться из ямы — меня страшит приближение ночи и ее кошмары, пугают летние грозы, темнота и странные шорохи в пустых комнатах.

Словно чувствуя неладное, Юра каждый день достает меня сообщениями, и я отправляю ему короткие голосовухи, что уже сижу на чемоданах и вот-вот стартану к родителям.

Ума не приложу, какого черта я заикнулась про возвращение домой — как говаривал Ярик, этот поступок будет самым смелым и самым дебильным в моей жизни.

Но после красочного сна и слов, сказанных Багом, я даже хочу сделать это — хочу нарисоваться перед мамой и папой и взглянуть им в глаза. Несмотря на их пофигизм, они вряд ли счастливы оттого, что им приходится называть дочерью существо, в которое я превратилась. С этим давно пора что-то сделать, так чего же я медлю?

Я знаю, как поживают мои самые ненавистные одноклассники — Паша Зорин поступил в местный вуз, постит в сеть фотки со своими ублюдочными развлечениями, катается на мотоцикле, слушает тупой рэп и таскает по клубам силиконовых шкур. Звезда класса Алька Мамедова смылась в столицу, а ее заклятая подружка Надя сразу после школы вышла замуж и успешно разродилась двойней. Я не лезу только на страницу Алькиной сестры. Это сложно. Это ни к чему…

Открываю поисковик и ищу инфу о поездах до соседней области, но из-за пандемии их количество почти сошло на нет — ближайший пройдет через нашу узловую станцию только в среду, зато через два часа от вокзала отходит комфортабельный автобус до самого Центра.

Заказываю билет, вызывающе крашусь, вставляю пирсинг в уши и септум — наблюдать за реакцией родаков на мой стиль будет поистине бесценно. Бросаю в рюкзак необходимые шмотки, влезаю в футболку «Саморезов» и шорты, занавешиваю окна, перекрываю воду и вбиваю свои координаты в приложение службы такси.

***

В раскаленном нутре междугороднего автобуса нечем дышать — не работают кондиционеры, солнце нещадно палит и поджаривает кожу, в открытые форточки влетает не менее раскаленный воздух с запахом гудрона и пыли и застревает в глотке.

Стаскиваю с лица промокшую защитную маску, раскладываю спинку мягкого сиденья, безучастно пялюсь на экран телевизора позади водителя, но ни черта не вижу. Мне предстоит семичасовая тряска через поля, леса и ухабы, но ранним вечером я буду там, где прошло мое не слишком веселое детство. На сердце тяжело.