Sindy rella

Омрачённый наследник вернулся во дворец уже затемно. Оставив лошадь в конюшне, он поднялся в свои покои, где его дожидался отец. Тот подготовил для него пылкую речь о его долге перед страной, перед короной, перед отцом, желал напомнить ему о тех подвигах, что сам когда-то совершил, и всё было ради одного — благополучия народа. Но на его удивление пылкая речь не понадобилась. Как только юноша увидел сидящего в комнате отца, ответил тому согласием в его запланированной свадьбе.

— Я всегда мечтал, что моя свадьба случится по любви, как это было у вас с мамой. Хоть я и был совсем ребёнком, я помню, как ты относился к ней, как трепетно оберегал, заботился. Она была для тебя всем. И я так хотел… хотел, чтобы моя супруга была похожа на маму, а наши отношения были точь-в-точь как у вас… но я понимаю, что история повториться не может… — принц ненадолго замолчал. Отец печальными глазами смотрел на сына, не в силах что-то сказать. — Я осознаю всю тяжесть нашего бремени, и поэтому не стану перечить твоим указам, выполню предписание, что ложится на меня.

Губы короля задрожали. Он не решался взглянуть в глаза сына, боясь увидеть в них укоризненный взгляд его любимой супруги. О, сколько лет прошло с тех пор, но кажется, рана после её ухода не затянется никогда, а напоминание о ней сейчас только усилили ту горечь, что старик старается заглушить каждый день. В тех воспоминаниях он был счастлив, каждый день был наполнен светом, которое дарила ему жена.

Осенний солнечный день баловал последними тёплыми днями и сильным ветром, разгонявший сброшенную листву по саду. Маленький Кристофер под присмотром мамы и папы пытался оседлать невысокого скакуна, но как бы ни старался, ничего не выходило, отчего мальчишка расстраивался, но продолжал попытки. Ещё молодой король и королева подшучивали над сыном, смеялись и гордились его упорству и силе. Правитель нечасто присоединялся к семейным прогулкам, но как выдавалось время, непременно посвящал его супруге и сыну. В тот день юный наследник так и не смог самостоятельно прокатиться на лошади, но мать добрым словом похвалила его за старания и пообещала, завтра непременно продолжить освоение езды верхом, ведь каждый принц обязан владеть этим искусством. Слова мамы подбадривали мальчика и о сегодняшних неудачах было тут же позабыто.

Поздним вечером, после того как королева укладывала сына спать, пела колыбельную, уединилась в небольшой комнате, с низким потолком и без окон. Входная дверь была такая тяжёлая, чтобы войти в помещение, женщина просила слугу помочь ей и тут же прогоняла его. Мрачная и тусклая комната с округлыми стенами находилась неподалёку от королевских покоев, и частые вечера супруга правителя проводила именно здесь. Каменные стены не были отделаны искусными мастерами, как убранство остального замка, без золота, дорогих тканей и экзотических камней. Несколько свечей мерцали под потолком, создавая мрачные переливы теней, играя отблесками на стеклянных колбах, баночках расположенные на массивном столе. В каждом сосуде была разлита жидкость: от прозрачной как вода до мутно-зелёной жижи, из которой исходил терпкий травяной аромат, вызываемым олеандром. По мимо стеклянных колб на столешнице были разбросаны записки королевы, с небрежным почерком и каплями чернил на бумаге. Сухие листья, пожухлые цветы были аккуратно разложены на льняной ткани и уже давно высохли.

Пальцы женщины ловко хватали нужный листик и бросили их в кипящую колбу к другим ингредиентам. Мутный состав бурлил, выдавая небольшие клубы дыма. При тусклом освещении, казалось, ничего не видно, но ей не нужен был свет, она прекрасно ориентировалась здесь в кромешной темноте. Когда снадобье было готово, то тут же разливалось в пустые баночки и оставалось настаиваться.

Завершив приготовление варева, королева тушила огонь, гасила свечи и нехотя покидала комнату. Тут же появлялся помощник, что помогал запереть дверь, и исчезали ещё до того, как ключ пройдёт в замочную скважину. Заветный ключ был только у неё и хранился на длинной цепочке на шее. До королевских покоев стоило пройти не более двух десятков шагов, но уже на половине, глаза женщины затуманились, жёсткий гул пробивал уши, что становилось больно, а голова закружилась так, что она перестала понимать, стоит ли она сейчас или уже лежит.