А н д р е й Н и к о л а е в и ч
Л ю б а. Спасибо.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Когда увидимся?.. Может, и никогда… Желаю счастья вам, Любовь Никитична…
Л ю б а. И вам.
С о л д а т с к о с т ы л е м. А ты куда едешь, гражданка женщина?
Л ю б а. В хутор Михайловский. Не знаете?
С о л д а т с к о с т ы л е м. Хуторов Михайловских в России тыща.
Л ю б а. Куда еду, тот у самого моря.
С о л д а т с к о с т ы л е м. А! Вон что!
Л ю б а. Вы оттуда?
С о л д а т с к о с т ы л е м
Л ю б а. Я не оттуда.
С о л д а т с к о с т ы л е м. То-то. Не видал я у нас таких. Зачем едешь?
Л ю б а. Я к мужу еду.
С о л д а т с к о с т ы л е м. К мужу? А фамилия ему как?
Л ю б а
С о л д а т с к о с т ы л е м. Можешь не рассказывать. Мне — что. Я и разговор-то начал так. Вижу, женщина в наши места едет, бомбежек не боится и, сколько годов ее дитю, в точности не знает…
Л ю б а. Откуда ж знать?..
С о л д а т с к о с т ы л е м. А кому же знать?
Л ю б а. Сирота он, это понимать надо.
С о л д а т с к о с т ы л е м. И что за сказка?.. Я тебе лучше про хутор Михайловский расскажу, раз туда едешь и его не знаешь… Там у нас море и горы видны. И степь там — красоты невиданной! А чем особенно прославились мы, так это медом. Был у нас, я скажу, пасечник. Пчелами он занимался и разве только по-пчелиному говорить не умел. Зато какой был мед! Какой хочешь! Пчелы у него были так обучены, что с одной колоды летели в сад — и был садовый мед! С другой колоды — в липу, и был — липовый. С третьей — в гречиху, и был гречишный! Разный был. Я скажу…
Л ю б а
С о л д а т с к о с т ы л е м. Ты что? Не веришь? Я скажу, хутор наш рос и процветал. Перед войной хотели его городом Приморском назвать и сделать его городом районным. Улицы были, дома и сады какие!.. А в море — рыба. Паруса уходили в море. И мы — рыбаки, садоводы, пасечники — жили там как в раю.
Л ю б а. Вот я туда и еду.
Л ю б а. Как сердце бьется! Приложи руку: слышишь?
Н а с т е н ь к а. Еще бы. Столько шли. И все в гору, в гору…
Л ю б а. И колодец.
Н а с т е н ь к а. Совсем как у нас, Люба. Гляди, и вишня посажена.
Л ю б а. Правда, что вишня. И подсолнух. Громадный.
Н а с т е н ь к а. Ага, да. Гляди, дорога-то отсюда уходит вниз. Хутор-то внизу, видишь? Пыль, цемент, какие-то краны. Ну, идем, идем… Они там, внизу!..
Л ю б а. Постой. Сядем.
Н а с т е н ь к а. Ну, сядем… Около подсолнуха сядем.
Л ю б а. Даже страшно… Как встреча-то произойдет, а?
Н а с т е н ь к а. Ну, как, как? Обыкновенно — как. Обрадуемся все, а потом будем говорить и перебивать друг друга.
Л ю б а. Что ты! С Василием Ивановичем мы наговоримся, это правда, что наговоримся… Но ведь у него дочка. Какая она?
Н а с т е н ь к а. Почти как я. Ну и что?
Л ю б а. Я всю дорогу думала, на вокзалах, в поездах, и сейчас, когда шли с разъезда. Она большая девочка, нужно, чтобы она поняла, нужно, как никогда, чтобы семья у нас получилась хорошая.
Н а с т е н ь к а. Ой? Кто-то идет! Старичок какой-то!
Л ю б а и Н а с т е н ь к а. Здравствуйте.
С т а р и ч о к с п а л о ч к о й. Почтеньице. А ведь как сказать — не узнаю́. За последнее время столько понаехало, что и не узнаю — кто?
Н а с т е н ь к а. Мы только сейчас приехали…