Поняв, что англичане были вынуждены отступить, Анриетта разразилась слезами. Она целый день не ела, напряженно вглядываясь в происходящее снаружи и отмахивалась от любых попыток мужа заставить ее отойти от окна. Что же до Евы, то она собиралась, как обычно, отправиться на рынок, но Амелия запретила ей выходить из дома. Пришлось хозяевам доедать вчерашнюю рыбу. Впрочем, чтобы их утешить, Ева испекла необыкновенно вкусные булочки.
– А Разбойника ты покормила? – спросила Амелия после ужина.
– Да что с ним станется, – проворчала Ева. – Поймает себе ворону какую-нибудь, вот ему и завтрак, и обед, и ужин.
Однако служанка все же вышла за дверь черного хода с кусочком рыбы для кота. Там во тьме на Еву надвинулся чей-то высокий силуэт, и она не на шутку струхнула.
– Тихо, тихо, – проговорил Луи, – это я. Где Амелия?
Вид у него был измученный, мундир испачкан порохом и грязью. Амелия метнулась мимо Евы и бросилась Луи на шею.
– Ты жив! – проговорила она. – Боже мой, ты жив!
Ева исподлобья поглядела на них и подозвала кота, который, завидев рыбу, закурлыкал так, словно родился вовсе не котом, а голубем.
– Вам надо уходить, – сказал Луи Амелии. – Всем вам: тебе, Еве… И остальным тоже.
Она отстранилась от него и покачала головой.
– Я никуда не уйду.
Он сжал ее руки.
– Послушай, город долго не продержится. Ваш дом слишком близко от укреплений. Если ты не хочешь уходить из Дюнкерка, можешь с Евой перебраться поближе ко мне, я найду тебе квартиру. Так я буду спокойнее за вас обеих.
– А если они что-то замыслят? – возразила Амелия. – Анриетта полдня металась и вспоминала Шарлотту Корде, которая зарезала Марата. Что, если она попытается подослать к тебе убийц? Я должна знать, что у нее на уме!
– Я не боюсь умереть, – сказал Луи после паузы.
– Это всего лишь слова, – отрезала Амелия. – Глупые слова, потому что, когда человек умирает, остаются его близкие, те, кто любил его, и они безутешны. Пока я рядом с этими людьми, я знаю, что они замышляют, и я знаю, что всегда смогу тебя предупредить. – Она поцеловала его.
Ева кашлянула и покосилась в сторону кухни.
– Кажется, Эмма идет, – сказала она.
Но это оказалась не Эмма, а дворецкий Кристоф. Когда он спустился в кухню, то увидел, как Ева и Амелия спешно возвращаются в дом с черного хода, причем белошвейка явно не хочет идти, а кухарка незаметно подталкивает ее. Кристоф кашлянул.
– Что? – спросила Ева, видя, что он молчит и переводит взгляд с нее на госпожу.
– Еды в доме нет, вот что, – прокряхтел дворецкий. – Я, конечно, понимаю, война и все такое, но вот при старой госпоже…
Ева махнула на него полотенцем.
– Есть овощи и редис. Пока будем есть их.
– Да ты что? – изумился старик. – Это что, еда, что ли? Еда – это поросенок молочный, положим, или гусь, или куропатка…
– А мы жребий кинем, – сказала Ева зловеще. – Кому быть вместо гуся, а также поросенка. На несколько дней точно хватит.
Кристоф с ужасом поглядел на нее, увидел, что она взялась за нож (которым собиралась резать огурцы), и, пролепетав нечто неразборчивое, выскочил из кухни. Амелия, смеясь, опустилась на стул, но в смехе ее звенели нотки, которые служанке не понравились.
– Между прочим, – внезапно сказала Ева, – он вам дело предлагал.
– Знаю, – ответила Амелия, сразу же перестав смеяться.
– Так почему же вы отказались? Разве вам не хочется быть с ним? Или вы верите, что госпожа Анриетта и впрямь сможет ему навредить? В ее-то состоянии?
– Из-за ее состояния я и остаюсь, – просто ответила Амелия. – Она скоро должна родить, и я думаю, что мне придется ей помогать. Кто еще в этом доме разбирается в родах? А доктор живет далеко.
Ночь сгустилась за окнами. Ева плотно затворила ставни, чтобы снаружи ничего не заметили, и зажгла в углу свечу. Кухня сразу же приобрела сказочный, колдовской вид, и глаза Амелии стали казаться такими изумрудными, такими глубокими… За дверью черного хода кто-то жалобно мяукнул.
– А выстрелов больше нет, – заметила Ева. – Тихо… Благодать.
Амелия кивнула. Было уже поздно, но ей не хотелось идти спать. Наверху ворочался и вздыхал в постели Кристоф. Эмма в своей комнате тоже не спала – она молилась. Себастьен и Анриетта стояли у окна гостиной, вглядываясь во тьму.
– Иди спать, дорогая, – мягко сказал Себастьен. – Утром англичане возобновят осаду. Ночью они не могут воевать – ничего не видно.
– Жаль, – вздохнула Анриетта. – Если ночью напасть… внезапно… – Она покосилась на мужа. – Иди, Себастьен. Я сейчас приду.
Он поцеловал ее в висок и вышел. В кухне Амелия поднялась с места.
– Надо впустить кота, – сказала она. – Он там мяукает, ему страшно… Пусть лучше он побудет здесь.
В гостиной Анриетта постояла у окна, кусая губы. Затем решилась, распахнула ставни, зажгла фонарь и поднесла его к окну.
Амелия открыла дверь. Разбойник подбежал к ней, но неожиданно кот остановился. Шерсть его стала дыбом, он мяукнул и метнулся прочь. «Что это с ним?» – поразилась молодая женщина, и в то же мгновение ее накрыл грохот взрыва.
– Огонь в городе! – отчаянно закричал часовой на стене, и Франсуа тотчас же вскочил на ноги.