Катя поверила. Она даже в крокодила поверила. В первый вечер на танцы пошла, парень ее пригласил. Гена. Во время танца он ей сказал, что плавает в торговом флоте, только вернулся, вокруг шарика обошел. Крокодильчика удалось привезти. Африканского. Вот он здесь недалеко живет, на такси можно доехать. Крокодил в ванне плавает. Можно поехать и посмотреть.
Катя не поехала, но о крокодильчике думала долго: вдруг Гена ошибется краном и брызнет на него кипятком?
Но артист, конечно, не чета Гене. Катя сравнивала его со всеми встречными, но таких благородных мужчин больше не попадалось. Самые красивые из встречных обязательно здоровались с артистом, а он только кривил губы.
Катя встречалась с ним трижды. Два раза они только гуляли, а на третий он пригласил ее в ресторан «Астория». Вначале ей было страшно выходить на открытое место посреди столиков и танцевать, но потом она выпила немного, и стало нестрашно, а только весело, и очень жаль было, что музыканты рано сложили свои смычки и скрипки.
Потом она вернулась к себе во Псков, пощебетала и позабыла. Во Пскове ей тоже весело было жить.
Но вдруг пришло письмо от артиста. Катя заметила в нем две орфографические ошибки, но всё равно обрадовалась и заволновалась. Артист написал ей, что любит ее. Вслед за первым письмом пришло еще одно и еще. А потом он приехал сам и привез большой коричневый чемодан. Он сказал, что жить ему без Кати нельзя. Лицо у него было такое же мужественное и правдивое, и похудело.
Он был непонятен Кате, чужой. Но, конечно, ей нравилось, что к ней в Псков приехал такой красивый, необычайный человек. Это он к ней приехал! Вдруг он привез в своем коричневом чемодане Катино счастье?
В гостинице для него не нашлось места, он провел ночь на вокзале. Катя не могла так сразу пригласить его в свою комнатку с тонкой дощатой дверью в общий коридор. Но заснуть ей было трудно в эту ночь. И вообще нельзя было допустить, чтобы такой человек ради нее мял свой пиджак и маялся на вокзальном диване. А в гостиницах известно, как сейчас с номерами...
Вот и пришлось Кате начинать замужнюю жизнь. На такси стали ездить с мужем, в ресторан ходить.
Потом в Ленинград поехали. И еще дальше, за Ленинград, на станцию Мельничий Ручей. Пришли к маленькой избушке на болотце. В избушке, оказалось, свекровь живет, мать артиста, и две маленькие его сестренки. А другого дома у мужа нет.
Катя удивилась, но не испугалась ни болотца, ни вздохов свекрови. Она взяла да и выполола огород, вымыла полы в избушке и научилась доить козу. Самым трудным оказалось состряпать обед, потому что нет ничего, кроме картошки на полосе. Привычный робкий голод проглядывал в глазах новых Катиных племяшек. А помочь им Кате нечем. И спрашивать она ни о чем не стала мужа. Чего же спрашивать, ведь сама не принесла в дом ни копейки.
Что-то было в доме неладно. Катя услышала раз, как муж ее назвал свою мать скверным словом. Мать ответила ему так же. Что это за муж? Что за мать? Что за жизнь? Разве так бывает в семье?
Но Катя стала членом семьи, и значит нужно помочь, поправить. Ведь люди же. Разве можно так жить?
Муж уходил по утрам, затемно, старался не разбудить ее. «Дровишки ходит пилить твой-то красавец, — сказала свекровь. — Вот до чего докатился. С огорода я не наторгую на всю ораву. Навязались кормильцы».
Катя не обиделась на свекровь. Села в электричку и поехала в Ленинград. Всего-то месяц назад она ехала в этот город впервые в жизни, глядела на спутников и дожидалась своего непременного счастья. Теперь она не видела ни одного лица, а только думала: «Скорее, скорее помочь, изменить...»
Работы по специальности она не нашла в Ленинграде. Шагала из улицы в улицу, читала все вывески на стенах. Но ни одно учреждение не нуждалось в Катиных услугах. Никому не внушал интереса ее диплом об окончании дошкольного отделения педагогического училища.
В Мельничий Ручей Катя вернулась поздно. Муж дожидался ее на вокзале. Она обрадовалась ему после всех этих чужих вывесок, контор, улиц. Она, наверное, любила его. А он ей сказал... Он ей сказал, маленькой девочке Кате с ямочками на щеках... Как он посмел?
Потом извинялся. Ночью. Говорил про театр и про что-то еще. Катя слушала и верила, но всё это тетерь не имело отношения к ней, к ее беде и заботе и цели.
Она опять поехала в Ленинград. И еще раз поехала. От Московского вокзала шла к Адмиралтейству. От Адмиралтейства к Московскому. Уж ходить, так всё же лучше по Невскому. Хлопала одной дверью с вывеской, толкалась в другую.
Вдруг стала товароведом. Вдруг оказалось — хороший товаровед Катя Светлаева. Первые деньги в дом принесла. В избу на болоте. Мяса купила, красных помидоров, колбасы и масла. Праздничный обед. Поели борша и подобрели. Подружнела семья. Много ли нужно? Муж похлебал иронически борщ, потом взял «Беломор», привезенный Катей, и вдруг улыбнулся. Давно уже он курил никчемный «Бокс».
Ночью она сказала мужу:
— Знаешь, ты можешь пока поработать у нас в тресте.
Он завел о театре, о гастролях, но между прочим спросил:
— А где ваш трест помещается?