Синее око

— Это последние я вам даю. Больше ничего не будет.

Пашин сосед справа тускло поглядел на Францева и отвернулся. Продолжает свое:

— Я — продукт эпохи...

— Вы — продукт эпохи, — соглашается женщина.

Паша Францев морщится и трет себе виски кулаками.

— Если ты продукт, — говорит Паша, глядя в свое пиво, — так садись в авоську! А ты тоже продукт? — Францев повернулся к левому соседу.

Слева сидит на тумбе белобровый парень с косыночкой на шее. Он крутит головой и с готовностью расцветает.

— Ай эм сейлор. Мат-рос. Финланд. Суоми...

— Я — продукт собственного духа, воли и сознания, — говорит Паша матросу. — Я — рабочий. И всё. И точка. А ты матрос. Давай с тобой выпьем.

Матрос обрадованно подставляет свой бокал под бутылку с ленинградским пивом.

Человек справа, не меняя тона, глядя в среднюю точку между своим бокалом и бокалом соседки, толкует:

— Современные моралисты утверждают в своих лекциях, что преступники вырастают преимущественно в обеспеченных семьях. А на самом деле наибольшее число пьяниц и всяческих безобразников — это рабочие. Вот полюбуйтесь на него, — человек имеет в виду Пашу, — сейчас он напьется, будет прохожих задевать, а завтра — прогул. А потом скамья подсудимых. Отбудет срок — и ставь на нем крест.

Вылезла из густеры «Волга». Радиатор у нее редкозубый, а фары желтые. Будто лицо, лупоглазое и плотоядное. Широков подрулил к леснику. Прочел надпись на вновь поставленном щите.

Глядит на лесника немного растерянно, будто участия ищет.

Лесник ликует, злорадствует:

— Девочку-то упустил? Ушла девочка?

— Никуда она не уйдет.

Широков вильнул рулем, погнал машину прочь от лесника.

...Лесник идет, глядит себе под ноги, а там на серой боровой супеси тянется козий след — цепочка лунок прошита острыми каблучками. Цепочка примята машинным следом, но не пропала.

Лесник будто звериную вязь на тропе читает. Он волнуется и спешит, страшится и предвкушает. Вдруг оборвалась цепочка. Видно: девушка мялась на месте, колола каблуками пятачок на дороге. И машина тут же стояла и мужские ботинки топтались,

— Коротенькая у козы стежка, — сказал лесник и плюнул.

Дальше идет понуро. Дорога размыта. Следов не видать. А вот еще сухая боровинка. Опять лунки на песке. Значит, девушка обежала стороной промоины на дороге. Козий след не пропал.

— Эй! — кричит лесник. — Держись! Будь счастлива!

Идут в обнимку по набережной Паша Францев с иностранным матросиком.

— Я ее люблю, — говорит Паша. Он останавливается, берет матроса за грудки, притягивает близко к себе. Я ее люблю, а ей надо другое.

Матрос уже совсем пьяненький. Его мысли сейчас хоть слабо, но работают в привычном направлении:

— Гёрлз... — бормочет матрос.

Францев отпускает его и опять тянет к себе...

— Ей надо другое. Им всем надо другое. Они все — продукты эпохи.

— Йес, йес, — бормочет матрос.

Паша Францев остановился против Медного всадника, силится заглянуть Петру Первому в глаза.

Не дотянуться.

— Ты продукт эпохи? — спрашивает Францев у Всадника. — А? Или ты не продукт эпохи? Ты думаешь, я продукт эпохи?..

Гуляющие пары задерживаются поглядеть и посмеяться на разговор парнишки с Петром Первым.

К Францеву подходит чета престарелых тихоньких людей. Он в фетровой шляпе и в галстуке с большим узлом. Она в очках, а каблуки подбиты к ее черным туфлям толстые, каждый с доброе лошажье копыто.

— Молодой человек, — говорит мужчина, — вы разговариваете с Петром Первым, как разговаривал ваш ровесник в прошлом веке, петербургский чиновник Евгений. Вы помните, в «Медном всаднике» ?..

— Мы с мужем из Вологды приехали в отпуск, — говорит женщина. — Как раз перед отъездом еще раз перечли «Медного всадника», здесь балет посмотрели... И вдруг такое совпадение... Вы помните, как у Пушкина это описано?

Она читает однотонно и строго, не мигая, глядит на Францева:

Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошел
И взоры дикие навел
На лик державца полумира.
Стеснилась грудь его. Чело
К решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманом,
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь. Он мрачен стал
Пред горделивым истуканом
И, зубы стиснув, пальцы сжав,
Как обуянный силой черной,
«Добро, строитель чудотворный! —
Шепнул он, злобно задрожав, —
Ужо тебе!..» И вдруг стремглав
Бежать пустился...

— Ужо тебе! — грозится Паша Францев. Он не глядит на Петра. — Мы еще с тобой посчитаемся, Ромочка. Слабак…