Синекура

— Если кратко, то его измена. У нас был не слишком счастливый брак, накопилось много и обиженная женская душа требовала его наказать. Я знала, что он занимается чисткой чужих денег и что отказаться ему от этого нельзя. Основной доход Артем получал через страховую, все имущество на организации, я и решила, что будет забавным, если он этого лишится. Всего разом. Фактическое рабство, потому что с трех фирм откат смешной, но отказываться ему от них нельзя, а бабла без страховой у него не будет. А он без него жить не умеет, с младых ногтей с золотой ложкой во рту. — Перевела дыхание и отвела взгляд, прикрывая глаза, потому что голова закружилась от мрака, от тьмы, сочащейся из человека, сидящего у окна. — Все было продуманно и красиво, все шло по плану. Последняя неделя перед переходом права собственности могла быть слишком заметной, поэтому внимание Артема надо было отвлечь. Я умотала из страны и наследила, чтобы его внимание было занято моим поиском. Вернулась в тот же вечер, когда пришли твои люди. На следующий день произошло… это. — Сбито выдохнула и тихо продолжила, — сопоставила факты и поняла, что твоя протекция будет длиться ровно до того момента, пока я не найду твои деньги, а затем меня начнут прессовать и скорее всего засадят, потому что есть люди, которые неправильно соотнесут факт его убийства с фактом продажи его фирмы и нашими теплыми семейными отношениями. А в тюрьму я не хочу. Я свой срок в браке отмотала, заплатив за все грехи в этой жизни, предыдущей и оставив предоплату за грехи последующей. Поэтому я сказала Диане, чтобы все тормозили, потому что на зону, скорее всего, все вместе поедем и хер мы откупимся, а из-за грядущего общественного резонанса, а он непременно будет, мама его бесспорно расстарается, даже сидельцев вместо себя не нанять. Диана была со мной полностью солидарна. И выпала из окна. Храбрые мужчины исчезают с радаров и остается только Эдик, с которым мы и встретились, чтобы обмозговать творящийся пиздец. Эдик меня траванул и фактически в этом признался, а когда выходила из зала, увидела двоих типов, которые явно ждали, что я вот-вот отъеду, то есть были в курсе коварного замысла Эдика по погонялу Медичи. Все. — Вдохнула глубоко, чувствуя, что становится нечем дышать — у воздуха в помещении нет вкуса и запаха, но он удущающ. Хотелось включить свет. Потому что тьма давила физически. Я знала, что это не поможет, но все равно хотелось, пусть и будет резь в глазах.

— Дилетантов ты наняла? — голос рассыпается в тишину.

— Из-за измены убить? Я не настолько поехавшая. Можешь звонить ходячему полиграфу и одновременно посадить на неходячий. Предлагала же. — Сцепив зубы, открыла глаза и посмотрела на него.

— Не урничай, — сказал ровно, спокойно, но слышалось как предупредительный выстрел. — Для здоровья вредно. — Следующий будет на поражение.

— Я не убивала. — Тихо сказала, с трудом выдерживая его взгляд.

Он смотрел полностью равнодушно, отрешенно, под таким взглядом очень отчетливо понимаешь, что ты и твоя жизнь ничего не стоят. Он встал и направился к выходу.

— Адриан. — Его имя морозило язык. Пугало своим звучанием. Но больше меня пугало то, что я здесь останусь.

Остановился у двери, положив пальцы на ручку. Не повернулся. Повернул голову в профиль, глядя в пол.

Мой голос должен был звучать ровно. Прозвучал с затертой паникой.

— Я не хочу здесь оставаться. Я… — Запнулась, смазав предложение на начале, из-за взбрыка вроде бы контролируемого страха, — я прошу. Начну работать сразу, как только… только не здесь, я не смогу здесь.

— Ты слишком слаба. Необходимо находиться под контролем врачей.

Ровно. Констатирующе. Рационально. Равнодушно. С безразличием на то, что принятое им решение погрузит меня в ад. В очередной.

— Я… — не сдержалась. Слезы по щекам, но голос почти ровен, почти не выдающий страха остаться в пределах больничных запахов. Хлорки, лекарств. Вони горя. Бед. Боли. Отчаяния. — Пожалуйста…

— Иначе? — слегка приподнял бровь, все так же глядя в пол.

— Уйду.

— Далеко ли на сломанных ногах? — повернул ко мне лицо. Губы на мгновение твурдо сжались, выдавая, что он раздражен. Полумрак, почуяв настроение хозяина, как будто ударил хлыстом. Болезненно, предупреждающе — он не приемлет такой тон, такой разговор. Но мне было сейчас похер.

— В окно, блядь! — Зло, яростно, однозначно. — Не останусь. Не останусь здесь на ночь. Лучше убей. Сразу. Я не останусь. Понял?

Осеклась, потому что даже в полумраке я увидела, как в его глазах вспыхнула тьма. Это парадокс. Но по другому это не опишешь. И без того темные глаза насыщались всполохами черного огня, обжигающего, ошпаривающего до варенного мяса всякого, кто на него смотрел.