Земноводный устало опустился на землю, привычно не обращая внимания на вечную грязь под ногами, лёг на спину и задумчиво уставился в закатное небо. Где-то высоко виднелась едва различимая точка, которая медленно парила по кругу и была такой свободной, недоступной, что при виде этой одинокой птицы на душе становилось горько от зависти. Вспомнилось из классики — отчего люди не летают так, как птицы? Хотя бы, как драконы — невысоко, недолго… зато на свободе! Где сейчас милая чучундра Синьуан, которой удалось избежать рабства, в отличие от её незадачливых людей? Даже не верится, что верная подруга отозвалась, она рядом и, возможно, кружит над лесом, пытаясь разглядеть сквозь густые заросли маленький лагерь пленников. Хотя не так уж трудно найти изрытый берег да эту самую, огороженную бамбуковым частоколом поляну, куда их загоняют в конце дня. Но сможет ли Синька одолеть вооружённых охранников, сидящих по периметру у костров? А затем надо подобраться к огромному бревну в центре поляны — здесь приковано с десяток рабов, среди которых Николай и Джинхэй. Завтра их переводят обратно к реке, объединив с другими группами, а там будет очень много охранников. Уже не выбраться… Брякнули бамбуковые колодки — лёгкие, но очень прочные устройства на манер конских пут, которыми украшали рабов перед сном. Рядом завозился осунувшийся монах, с трудом усаживаясь на колени. Время вечерней медитации.
— Аллури? — тихо спросил Земноводный, чтобы случайно не разбудить остальных пленников.
— Тут, — бросил Джинхэй. В последнее время монаху всё труднее удерживать энергетический кокон с душой Мудрейшего. Сил уже не хватало… Несмотря на то, что к рабам в Аулаке относились довольно мягко — их не пытали и не били без особой надобности, исход у всех один. Вечный изнуряющий труд, скудный провиант, постоянное пребывание на воздухе, даже в сезоны дождей, тропические лихорадки, ядовитые насекомые и змеи. Здесь смерть как избавление, не иначе. Единственные радости невольников: краткий период ночного отдыха да плошка риса к ужину…
— Синьуан близко, — наконец прошептал монах.
Земноводный угрюмо кивнул. Он давно сидел наготове, прижавшись спиной к шершавому бревну, и разглядывал вершины холмов, откуда должна прилететь дракониха. Если у них всё получится, это будет последняя ночь в рабстве! Задумка простая — Синька появляется, атакует, а друзья, пользуясь неразберихой, бегут. Каким-то непостижимым образом монаху удалось наладить связь с подопечной и согласовать план побега. Что касается удерживающих колодок, Джинхэй давно уже разобрался в устройстве и заверил, что оно примитивное, проблем не будет. Вероятно, монах умудрился припрятать в складках своей истрёпанной кашаи хитрую отмычку. Убедившись, что охранники не смотрят в их сторону, Джинхэй быстро разомкнул и отбросил оковы.
— Ноги, — прозвучало в темноте, и Земноводный послушно подвинулся к монаху, хоть и знал, что его ожидает. Боль! Дикая, обжигающая, пульсирующая боль, а затем невероятная лёгкость, несмотря на кровь из ран. Так уж устроены вьетские оковы. При попытке освободиться, они впиваются в ногу, раздирая её острыми шипами. Монаху удалось лишь немного ослабить давление… Это всё ерунда! Кровь остановится, а раны зарубцуются. Только тот, кто носил кандалы, может по достоинству оценить сладкое, волнительное чувство свободы, используя любые, даже призрачные шансы на спасение. Конечно, можно было заранее избавиться от колодок, но ночью пленников несколько раз проверяют, Джинхэй не стал рисковать.
Если ты надумал сбежать, заручись поддержкой соседей. Друзьям сильно повезло, что зрителей мало, а рабы прикованы с двух сторон бревна. Здесь их всего четверо. Правда, старик на краю уже с вечера не подавал признаков жизни. Возле несчастного усопшего присел монах, чуть дальше Земноводный, но тут рядом проснулся здоровый лаквьет — скорее всего, бывший воин, который пока молчал, но внимательно смотрел и слушал. Стоит ему закричать… Воин не подвёл. Он внезапно приблизился, ощупал ноги Земноводного и тихо обронил:
— Вой бён (я с вами)!