Синяя лилия, лилия Блу

Ботинки у Генри блестели от росы, плечи съежились от холода. Нос был ярко-розовым. Но его волосы, которые обычно торчали гигантскими победоносными колючками, оставались таковыми по-прежнему: Генри не собирался поступаться принципами. В цветочном горшке торчал еще один плакат. Он гласил: «Подумай хорошенько… но не про Аглинби».

– Не-а. С шести. Но пусть они думают, что я стоял тут всю ночь.

Адам неуверенно поднял бровь.

– Кто «они»?

– Преподы, естественно, – ответил Генри.

Ганси достал из рюкзака ручку и аккуратно переправил «и» на «е» в слове «Аглинби».

– Это все из-за школьного совета?

– Они полностью проигнорировали мою петицию, – ответил Генри. – Фашисты. Я должен был что-то предпринять. Буду стоять здесь, пока они не согласятся.

– Похоже, ты ступил на верный путь к исключению, – заметил Ронан.

– Кто бы говорил.

Адам прищурился. В нем что-то изменилось. Ну или просто он слишком сильно отличался от Генри. Тот был обычным парнем. А Адам…

Ганси не знал.

Адам спросил:

– На каком основании они проигнорировали твою петицию?

Генри сделал паузу, чтобы проорать через лужайку:

– Чень-второй, если ты купил кофе себе, принеси и мне, пожалуйста! Спасибо! Пожалуйста!

Чень-второй, стоя в отдалении, приветственно воздел стакан и прокричал в ответ:

– Извини, извини! – и исчез в одном из учебных корпусов.

– Никакого уважения, – буркнул Генри и, повернувшись к Адаму, произнес: – Они сказали, понадобится слишком много административных ресурсов, чтобы учредить и мониторить совет.

– Вполне разумная причина, – ответил Адам, глядя на учебный корпус. – И вообще, что ты собирался там обсуждать? Школьное меню?

Ронан нелюбезно ухмыльнулся.

Чень передернулся от холода и сказал:

– От тебя, Пэрриш, одни проблемы.

– Я принесу тебе кофе, – Ганси посмотрел на часы. – Я успею.

– Ганси, – простонал Ронан.

– Встретимся в классе.

Чень сказал:

– Ты принц среди людей, Дик Ганси.

– Скорее человек среди принцев, – пробормотал Адам. – У тебя семь минут, Ганси.

Ганси оставил их болтать с Ченем и отправился в преподавательскую. В общем и целом, учащимся не позволялось туда ходить, но на практике Ганси был исключением – благодаря банальному фаворитизму. Он стер сырую траву с ботинок о коврик у входа и закрыл за собой дверь. Старые половицы прогнулись под тяжестью традиций, поэтому требовался увесистый привычный толчок, чтобы дверь закрылась; Ганси сделал это машинально.

Комната была просторной, продуваемой сквозняками, в ней пахло древесным дымом и бубликами. Она обладала комфортом старинной тюрьмы – деревянные скамьи у стен, историческая роспись на штукатурке, паукообразная люстра, тощий завтрак, разложенный на покоробившемся старом столе. Ганси остановился у кофейника. У него возникло странное ощущение провала во времени, которое он часто ловил на кампусе – ощущение, что он всегда стоял в этой старой комнате, в этом старом здании, ну или стоял кто-то другой, и все времена и все люди были одними и теми же. В этом бесформенном месте Ганси испытывал безмерную благодарность судьбе за Ронана и Адама, которые ждали его снаружи, за Блу и ее родных, за Ноя и Мэлори. Он был страшно благодарен за то, что наконец нашел их всех.

Он вспомнил пропасть в пещере воронов.

И на долю секунды Ганси показалось, что он знает… что-то. Ответ.

Но он не задал вопрос, а потом оно исчезло – и вдруг он понял, что до него доносятся какие-то звуки. Крик, треск, имя Адама…

Он не помнил свое решение сойти с места, но ноги сами бегом понесли его к двери.

Двор напоминал мизансцену из какой-то пьесы: два десятка учеников стояли на лужайке, но никто не шевелился. Между ними, медленно оседая, двигалось светлое облако. Все смотрели на тот конец лужайки, где расположился Генри Чень.

Но Ганси слышал имя Адама.

Он увидел, что верхняя площадка строительных лесов висела под углом; рабочие, стоя на крыше, глядели вниз. Пыль. Вот что такое было это облако. Что-то свалилось с лесов. Куча шифера.

«Адам».

Ганси пробился сквозь толпу. Сначала он увидел Генри, потом Ронана, целого и невредимого, но засыпанного пылью, как жертвы Помпеи. Он мельком взглянул на Ронана – «ты в порядке?» – и не узнал его лица.

А еще там стоял Адам.

Очень спокойно, вытянув руки по швам. Подбородок у него был вздернут каким-то настороженным и беззащитным движением, прищуренные глаза смотрели в никуда. В отличие от Ронана и Генри, на нем не было ни пылинки. Ганси заметил, как вздрагивала грудь Адама, поднимаясь и опускаясь.

Вокруг валялись сотни разбитых шиферных черепиц. Они разлетелись метров на десять и впились в траву, как осколки снарядов.

Но вокруг Адама лежал идеальный круг обнаженной земли.

И на этот круг – невозможный круг – смотрели другие ребята. Некоторые фотографировали на телефон.

Все молчали. Ганси без труда понял причину: Адам в ту минуту не походил на человека, с которым можно заговорить. В нем было что-то гораздо более пугающее, чем в загадочном круге. Внешне Адам совсем не выглядел странным – как и голая земля сама по себе. Но в контексте, в окружении этих кирпичных стен, он просто… сюда не вписывался.