Сиань Цо, как и договаривались, поначалу не отвечала, шла себе, так, не очень быстро, вроде, как и в самом деле гуляла.
– Девушка, не хотите с нами прогуляться… Во-он до тех кустов, гы-гы-гы! А ведь придётся! А ну, стой, сука!
Один из гопников, понаглее и посильнее других, нагнав, грубо схватил девушку за руку. Сиань обернулась, прищурилась:
– Что, едрит твою мать, места на улице мало? А ну, канай свой дорогой, петух драный! А вы что зенки вылупил, так вас растак через коромысло, едрёна корень?!
И ещё дальше много чего сказала – всё так, как учил Баурджин: весело, нагло, куражисто!
Гопники озадаченно переглянулись.
– Во, бешеная! – шепнул один. – Пускай лучше своей дорогой чешет.
– Нет уж! – сплюнув, возразил самый нахальный. – Эта тварь нас оскорбила, а мы – в кусты?
– Сам ты тварь, ядрёный корень!
– Ах, тварь! – в бешенстве сжав кулак, гопник занёс руку для удара…
Руку тут же перехватил бесшумно вынырнувший из кустов князь. Перехватил, и, не говоря ни слова, с размаху заехал нахалу в рыло. А чего тут говорить-то, когда уже действовать надо?
Хрюкнув, словно свинья, нахал полетел в кусты. Баурджин, не теряя темпа, резко развернулся к остальным – если соперников больше, нужно только нападать! Оп! Сжав пальцу, выбросил руку вперёд – так резко, что не видно было кулака, как учила когда-то девушка-смерть Лэй, а уж она знала толк в боевых искусствах.
Ввухх!
Отлетел в противоположные кусты второй.
А третий вытащил нож!
– Ну, зачем же так-то? – нарочно зевнув – тем самым выказав полнейшее презрение – Баурджин посмотрел как бы сквозь врага. Такой взгляд помогает уловить малейшее движение врага. И князь уловил.
Когда гопник с криком выбросил вперёд кулак с зажатым ножом, Баурджин ловко уклонился и, перехватив руку врага, тихонько дёрнул… так, самую малость. Лишь помогая уже начатому движении. Что-то хрустнуло. Отлетел куда-то далеко нож. И дикий вопль ужаса и боли разорвал ночь!
– А-а-ай, у-у-уй! Руку сломали-и-и-и…
– А ну заткнись, – присев на корточки, коротко посоветовал князь. – Не то ещё получишь.
Всё произошло, наверное, в течение пары минут, а может, и того меньше.
– А что теперь? – Сиань Цо с искренним восхищением посмотрела на князя.
– Теперь? – тот ухмыльнулся и обернулся к нахалам. – Вот что, парни. Я вижу, вы не угомонились? Тогда, уж извините, придётся переломать вам ноги.
Он произнёс эту фразу тихо и буднично, так, что гопники – двое, явно имеющие намерения отомстить, озадаченно переглянулись.
А князь, дабы рассеять все их сомнения, встав в стойку журавля – одна приподнята, прижата к другой, правая рука – над головой, левая – прикрывает сердце – выдохнув, нанёс серию резких ударов в воздух. Потом холодно улыбнулся и посоветовал:
– Бегите, парни! Или – пеняйте на себя. Считаю до трёх; раз, два…
Гопники поспешно бросились прочь. Последним бежал тот, что рискнул выхватить против князя нож. Бежал, придерживая сломанную руку и громко стеная.
– Князь, ещё один! – криком предупредила Сиань. – Вон там, сзади.
Баурджин обернулся и принял боевую стойку…
Из-за деревьев, размахивая над головой увесистой кривой корягой, с воплями выскочил… давешний лупоглазый парень. Выскочил и, увидев нойона и девушку, остановился, удивлённо моргая:
– Ой. Кажется, тут кому-то нужна была помощь?
Глава 10
О ПОЛЬЗЕ СТИХОВ
Весна 1217 г. Ицзин-Ай
Но пусть я – слабая свеча,
Что дарит людям свет;
Есть польза от её луча,
А в звёздах проку нет.
– Вот что, господин Фань Чюляй, придётся тебе помочь нам, – князь обвёл пристальным взглядом изящную фигуру секретаря в новом, голубовато-зелёном весеннем платье.
– Что я должен сделать? – поднял глаза Фань.
– Всё то, что ты делал тогда, когда выстрелил арбалет, – Баурджин усмехнулся. – Точнее сказать – всё то, что ты начинал делать.
– Я могу напомнить, господин Фань, – поднялся с кресла судебный чиновник Инь Шаньзей. – Вы тогда занимались несколькими чиновниками и – попутно – частным заданием господина наместника по поводу давно умершего мужа некой женщины.
– Я помню, господин Инь, – секретарь мягко улыбнулся. – И никогда ничего не забываю.
Нойон в душе восхитился – ну не человек – робот! Никогда ничего не забывает! Хвастает? Нет, отнюдь. Так и есть – всё, абсолютно всё, помнит!
Подойдя к секретарю, Баурджин положил руку ему на плечо:
– Это хорошо, что ты всё помнишь. Тогда – делай.
– Сегодня же отправлюсь в архив… Ой! Он ведь сгорел! Хотя не весь… И вот ещё можно поговорить с его старыми служащими – может, они уже восстановили сгоревшие документы, или так, на словах чего-нибудь скажут.
– Правильно рассуждаешь, Фань!
Князь уселся на дальний кан – холодный, словно лёд, хотя все остальные были тёплыми – ближе к ночи слуги всё ж таки протапливали печи.