Они достигли хребта к вечеру, когда синие сумерки уже вползали в пустыню медленно и неотвратимо. Солнце ещё не село, но уже висело низко-низко, касаясь оранжевым краем песков.
Проскакав вперёд, князь обернулся и ободряюще крикнул:
– Вперёд! Там, за перевалом, урочище. Там мы найдём огонь, воду и пищу. Не вяленое на солнце мясо и солёный сыр, а дичь! Подстрелим косуль, куропаток, зайцев, устроим себе пир и лишь через день, отдохнув, двинемся дальше!
– Слава наместнику! – услыхав про отдых, радостно завопили все караванщики, от вечно хмурого начальника охраны Керачу-джэвэ до самого последнего мальчишки-погонщика.
– Слава великому князю!
Баурджин с усмешкою приосанился – эко, как величают – «великий князь», не хухры-мухры!
Вот и перевал, и резкий – прямо в лицо – ветер, такой сильный порыв, что едва не свалил коней! И камни. Огромные чёрные камни в окружении красно-фиолетовых скал. В скалах гудел ветер, и багровое закатное солнце сверкало меж ними, словно бы зажатое в чьих-то огромных ладонях.
Взобравшись на перевал, Баурджин оглянулся назад и поспешно пустил корня вниз – настолько невыносим стал поднявшийся ветер. Как бы не было ночью песчаной бури… Впрочем, если и будет – то позади, либо – далеко впереди, за урочищем.
Внизу, в долине, быстро темнело и чёрная тень хребта, протянувшаяся почти до самых оврагов, быстро поглощалась тьмой наступающей ночи.
– Теперь успеем? – пустив коня приёмистой рысью, нойон нагнал проводника.
– Успеем, господин, – довольный, обернулся тот…
И вдруг застыл… Дёрнулся. И медленно повалился с коня.
Стрела! В спине старого проводника Айджона торчала длинная чёрная стрела.
Впрочем, Баурджин её не разглядывал – не до того было. Быстро – оп! – пригнулся к гриве, бросая коня вскачь, к чёрным камня. Лишь чувствовал, как просвистели над головой стрелы. Укрывшись за камнями, позвал:
– Керачу!
– Сам вижу, – пустив коня в галоп, начальник стражи вмиг оказался рядом с нойоном. – Моя вина…
– Будешь наказан, – жёстко отозвался Баурджин. – Кто эти злыдни? Пришлые разбойники или какое-нибудь местное племя?
– Не знаю, князь. Старик-проводник утверждал, что здесь вполне безопасно.
Нойон скривился:
– Ага, безопасно… Как бы не так! Ты должен был выслать людей вперёд.
– Я и послал…
– И где ж твои люди? Так…
Баурджин быстро оценивал обстановку. Стрелы пускали откуда-то из перелеска… а он велик, этот перелесок, есть где укрыться. Спрятаться, устроить засаду… Да и темновато – не очень-то по лесам погоняешься, чёрт знает, за кем. Значит, остаётся что? Правильно – выманить врага на оперативный простор, спровоцировав его на активные действия. Чтоб не только стрелы пускал, но и сам, супостат, показался. А тут его и…
– Вели всем воинам укрыться за скалами, – решительно приказал князь. – Так, чтоб до поры до времени их не было видно со стороны леса. Оставь только нескольких, самых смелых – с десяток – пусть сопровождают повозки. Пусть они сначала немного спустятся вниз, потом остановятся, развернуться… Не надо спешить.
– Понял тебя, князь, – с готовностью кивнув, Керачу-джэвэ поворотил коня и помчался обратно к скалам. Вслед ему просвистели стрелы.
Баурджин всмотрелся вперёд – несчастный старик пронзённый неведомо чьей, стрелою, лежал в пожухлой траве, а пегая лошадь его бегала вокруг и беспокойно ржала. Там, в урочище – темно, а здесь, на перевале… перевал освещён солнцем. Что и говорить – удачное местечко для засады, впрочем, не столько местечко, сколько – время. Жаль старика. Он так торопился успеть преодолеть перевал до наступления ночи. Успел…
Князь оглянулся, увидев, как, освещённые широкой дорожкой оранжевого солнца, неспешно катят вниз, с перевала, повозки. Вот к ним подлетел всадник… Повозки остановились… принялись медленно разворачиваться. Слышно было, как ругаются погонщики…
Прекрасный момент для нападения. На месте разбойников Баурджин больше бы и не ждал – чего ждать-то? Убедились, что воинов почти нет, так теперь и налететь с лихим посвистом!
Ага!
Нойон прислушался и улыбнулся: ну, вот он, посвисит!
– Хумма-а-а! Хумма-а-а-а!
Со свистом, с верещаньем и кличем, вылетели из лесу чёрные всадники верхом на вороных конях, пуская на ходу стрелы.
– Хум-ма-а! Хумм-а-а!
Вращая над головами саблями, бросились к беззащитным возам… Вот всего сотня шагов осталась… полсотни… двадцать…
Пора!
– Хэ-гей! Хур-ра! Хур-ра!
Выхватив из ножен тяжёлую саблю, Баурджин бросил коня во всю прыть, чувствуя, как со всех сторон несутся из засады воины Керачу-джэвэ.
– Хур-ра! Хур-ра!
Услыхав клич, разбойники принялись озираться, видать, поняли, что их заманили в ловушку, выставив для приманки возы. Поняли – да поздно!
Столкнувшись с лиходеями одним из первых, Баурджин скрестил саблю сразу с двумя. Послышался звон, скрежет, дикие вопли…
Оп! Удар! Звон! Искры… И перекошенное злобой лицо. И пахнет от вражин какой-то падалью. Ну и запах… Удар!