Синяя веранда

Его охватил дикий, первобытный ужас. На загривке поднялись маленькие волоски, и под рукавами, прямо по локтям, потек холодный пот. Аксель чувствовал вокруг себя – Это. Нечто. Если раньше «добро» и «зло» казались ему просто понятиями и не имели никакого смысла кроме обывательско-очевидного, то в эту минуту все изменилось. Открылась вдруг страшная, нечеловеческая глубина этих слов. Аксель словно только что родился, остывающая голая кожа еще хранила память о тепле утробы, о влаге материнской слизи и крови. Ничего не зная о добре, он уже отчетливо понял, что на свете есть зло. Абсолютное зло. Оно клубилось здесь. Аксель впервые в жизни почувствовал его сладковатый тошнотворный запах, сочащийся из каждого камня вокруг, из земли, на которой он стоял.

Он побежал, не помня себя. Кто угодно живой – есть тут кто-нибудь? Охранник, сторож, Тим, Миро – кто угодно. Не в силах больше находиться на залитом лунным свинцом поле, он нырнул куда-то в сторону: стена оборвалась проходом. Пробежал еще несколько метров, оступился, когда из-под ног пропала земля, и кубарем скатился вниз.

Траншея, похожая на большой погреб, только без крыши. Все стенки выложены аккуратными деревянными спилами одинакового размера. Аксель встал, чувствуя, что сильно ушиб ногу и плечо, озираясь по сторонам и даже радуясь боли – она притупила его страх. Прихрамывая, он пошел к выходу из траншеи, наклонной белой дорожке. Он не представлял, что это за место, и страшился узнавать. Но глаза сами, против его желания, выхватили из полумрака табличку. Расстрельный ров. Он же тир – смерть как развлечение.

Сглатывая тошноту, Аксель попытался бежать. Мысль о поле и ветре все еще пугала его, поэтому он задержался у какого-то строения. Ровный короб в форме куба, одной стеной выходящий к общей территории. Вместо двери просто проем, приглашающий зайти.

Аксель знал, что туда идти не надо. Заходя внутрь, он понимал, что пожалеет.

Внутри было темно, свет от луны падал только на часть помещения – где отсутствовала крыша. Перед скульптурной композицией в красных лампадках подрагивали огоньки, зажженные еще днем. Аксель не стал вглядываться в скульптуры, зная, что от этого станет только хуже. Он чувствовал, что здесь, в этом лагере, ему становится только хуже, с каждой пережитой минутой все хуже и хуже.

Он вдруг вспомнил, что в кармане лежит фонарик. Теплый желтый луч скользнул по бетонным перегородкам и обнажил трещины и провалы в полу. Раньше помещение явно было перегорожено стенками. «Станция Z» – гласила табличка.

Откуда все эти знания в его помутневшей голове? Аксель не помнил, где он читал об этом месте. Но он точно знал, что было в этих отсеках. Что это такое, станция Z.

Это последняя буква алфавита. Это конечная станция.

«Осторожно, двери закрываются… Абсолютное зло. Никуда оно не исчезало, – в отчаянии думал Аксель. – Ему больше лет, чем этому лагерю, чем всем лагерям, вместе взятым. Его побеждали, но не уничтожали, и оно продолжало быть, тлеть, таясь в самых черных углах, – вот как этот. И выжидало, когда ослабнет воздвигнутая против него оборона».

Нет, только не так, слишком рано для конца. Акселю надо вернуться к началу! Превозмогая боль в колене, он бросился прочь. Теперь он бежал прямо через поле – только чтобы скорее оказаться у ворот, у башни А.

Наконец ужас стал отступать. Аксель замедлил бег, чувствуя, что задыхается, а потом и вовсе остановился, растирая ушибленную ногу. Оказывается, при падении он порвал штаны и разбил колено. Хромая, Аксель добрался до скрытых тенью здания ворот. Тех самых, что и были его целью еще недавно.

У ворот деловито крутились две тени.

– Эй! – донесся до него громкий шепот Тима. – Аксель! Какого черта? Ты где таскаешься?

– Упал.

– Ну ты даешь… Мы уже первый пруток без тебя перекусили.

Аксель посмотрел на ворота и впервые увидел ее наяву. Безнадежную. Ироничную. Надпись, из-за которой пережил все это. Она оказалась не такой большой, как он представлял. И обращена она была не к нему, находящемуся внутри, а к входящим, к тем, кто шел с другой стороны.

По спине Акселя пробежал озноб. Он больше не хотел иметь ничего общего с этим местом. Ни пылинки на подошвах кроссовок – не говоря уж о надписи или хотя бы воспоминаниях о ней в своей голове. Он мечтал, как окажется дома, выстирает одежду, вымоет обувь и примет душ, и жалел только о том, что душ нельзя засунуть внутрь головы, чтобы прополоскать и там тоже.

– Так, парни, заканчиваем и сруливаем отсюда, – пробормотал он.

– Чего? – не понял Миро. Тим беспокойно оглянулся:

– Что, охрана?

– Нет. Просто нам это не надо.

Аксель взял у Миро ножницы по металлу и стал укладывать их в сумку. Миро крепко поймал его за руку:

– Эй-эй. Полегче.

– Мы уходим.

– Кто сказал? – сощурился Миро, и в глазах у него вспыхнул неприятный огонек. Аксель вздохнул. Его тело действовало на автопилоте, быстрее, чем голова отдавала приказания. Он нагнулся над краем тропинки, подобрал увесистый камень и, не прицеливаясь, на удивление точно залепил им в окно башни А. Где-то в глубине музея, едва слышно, но тревожно отозвалась сигнализация.