Синие берега

— Четыре года все-таки что-то значат. Но и ты смогла б. Совсем недавно я тоже не предполагал, чего могу. Могу вот жить под пулями, видеть смерть товарищей могу, и сам умереть смогу… И — ничего. — Голос Андрея звучал уже хрипло, что-то в нем изменилось, и Мария молчала. Андрей тоже молчал. Потом, как бы вспомнив, что не досказал: — Видишь ли, теперь во мне умение многих. Я вобрал в себя и готовность ко всему и мужество тех, кого с нами уже нет. Они были хорошие, крепкие люди. Даже те из них, кого я распекал. Их опыт стал моим опытом. Как мои беды и моя твердость послужат другим. Ни в чем не надо обманываться, понимаешь? Тогда чувствуешь себя сильнее. Ну вот, опять споткнулась. Что это ты, Мария?

— Я не споткнулась. Подумалось что-то, и сбилась с ноги.

— Что ж тебе подумалось?

— Я ухвачусь за твою руку, Андрей. Когда темно, боюсь быть одна, жалобно сказала Мария.

— Цепляйся. Что ж тебе подумалось?

— Ты сказал: не надо обманываться. Мне и подумалось: в нашем положении обязательно рассчитываешь на что-нибудь спасительное, надеешься на что-нибудь. Надежда, понимаешь, нужна, пусть даже маленькая, как непогасший уголек. Вот на плоту, знаешь, я очень, очень надеялась. Сама не знаю на что. На судьбу. На тебя. И видишь же, помогло… А иначе не выдержать, ведь так, Андрей?

— Надежда — да. Если она не иллюзия.

— Ой, Андрей… Я совсем девчонка, мне и не разобраться, где надежда, а где иллюзия. Мне лишь бы на чем-то успокоиться.

— И правда, девчонка.

— Но мне не это подумалось. Мне другое подумалось.

— Да?

Андрей услышал шорох. Шагнул вперед, прикрыв спиной Марию.

— Кто?

— Да я, товарищ лейтенант, — сонный хрип Валерика. — Перепугали вы меня. Холодно стало, проснулся. Смотрю, вас нет. Что это вы, товарищ лейтенант? Не спите нисколько.

— Давай, Валерик, втроем и будем в охранении.

Валерик слышно шмыгнул носом и двинулся позади Андрея и Марии.

— Да? — повторил Андрей.

Мария не отвечала.

— Да? — еще раз произнес Андрей.

— Не сердись. Не то подумалось мне, о чем сказала, другое подумалось. У меня, Андрейка, не надежда и не иллюзия. У меня — ты. И ты — вот он, коснулась пальцами его лица.

Андрей почувствовал, ее прохладные пальцы дрожали. Хотелось, чтоб она не отнимала их. И она, показалось, долго не отнимала.

Он удивлялся: три дня назад, точнее, той ночью перед переправой, всего этого не было и быть не могло в его суровом и жестоком мире. И вдруг — вот оно! Даже остановился, подумав это. Он слышал голос Марии, шаги ее, что-то в нем возникало, уже возникло, что-то такое сильное, радостно-неодолимое.

Мария окликнула его?

— Андрей… — услышал он.

— Да?

Мария молчала. Теперь, поняла она, что не одна со своими мыслями, желаньями, со своей несложной девичьей свободой. Что-то кончилось и начиналось другое, в чем разобраться еще не могла, хоть неясно, потаенно от себя самой ждала этого и знала, что это наступит, когда-нибудь придет и все изменит в ее судьбе. «Это пришло?» — обрадованно испугалась она. Она поправила берет на голове, слишком большой. И подумала о девушке, которая носила его раньше, об убитой медсестре Тоне.

— Андрей…

— Да? Говори же…

Мария продолжала молчать.

Может быть, девушка просто верила: несмотря ни на что, он выведет ее из окружения, она вернется домой, — подумалось Андрею. — И благодарно будет вспоминать своего спасителя, лейтенанта, пока не выйдет замуж. Вспомнит, как тяжело было ей в этом сентябре. И эту ночь у сторожки вспомнит. И как в болоте потерялась. И переправу. Переправу обязательно. И все остальное, конечно.

— Выберемся если, — сказал он, — тогда будут чего-нибудь стоить и твоя надежда, и иллюзия твоя. И я тоже.

Оказывается, к присутствию женщины нужно привыкнуть. Если, конечно, это не просто так… А Мария — не «просто так», — понял он окончательно. И это плохо. Очень плохо. Он должен быть весь в войне. Тут сердцу делать нечего.

— Андрей, я не обманываюсь в тебе? Ведь не обманываюсь? — Она не ждала ответа, подумала, что ответить нелегко, и не нужно отвечать.

Андрей вслушивался в ее голос, в ее слова, которые ничего общего не имели ни со сторожкой, в которой спали бойцы, ни с тем, что еще предстояло этой ночью. Он должен быть весь в войне, подумалось снова. Но девушка тоже война, она делит с ротой все тяготы. И хорошо, что она с ним. Очень хорошо. Сердце дрогнуло от этой мысли: что-то теплое входило в его тяжелую жизнь. Это было началом чего-то нужного, — говорил он себе, — и даст силы преодолеть еще более трудное, чем то, что было до сих пор. Она уйдет, Мария, она уйдет, конечно. Но все равно, он уже не будет один…

Он остановился, будто всматривался во что-то. Холодная ночь. Опасная ночь. Полная неопределенности ночь. Прекрасная ночь.

— Валерик, подымай всех…

3