Синие дали

Мать Семена, еще не старая, но уже ссутулившаяся и полуседая женщина, увидев сына, от радости охнула. Из-за перегородки вышел отец, такой же, как сын, широколицый и кряжистый; из-за стола выскочили сестра Ксеня и младший брат и все вместе поспешили к нему навстречу.

С дороги Семен устал, спал крепко и не слышал, как незадолго до рассвета в деревне лаем залились собаки, кто-то бухнул из ружья. Не видел бегающих по улице людей.

Проснулся он, однако, по солдатской привычке рано и сразу же услыхал сердитый голос отца. Старик Куракин в полушубке сидел у окна и курил.

— Не было печали, черти накачали, — ворчал он.

Семен сбросил с себя одеяло.

— Что случилось, батя?

— Волк одолел, — ответил отец.

— Какой волк? — не понял Семен.

— Известно какой. Серый. Режет, ворюга, скотину чуть ли не каждую ночь, и баста. В деревне в каждом дворе уже побывал.

Семен поскреб затылок.

— Что ж вы его не убьете? Или охотников не стало? — удивился он.

Старик усмехнулся.

— Черт его убьет. И лют, и сторожек… Ночь к нам да ночь к соседям в Пронино, так всю зиму и разбойничает. Да ты спи. Тебе-то что. Отдыхать приехал.

— А ты куда собрался? — спросил Семен.

— К Марье Стоговой. Он у нее сегодня телушку зарезал. Ободрать просят, — ответил отец, вставая.

Семен тоже поднялся с кровати. Сон пропал. Быстро одевшись, он вышел на улицу вслед за отцом.

После двухлетней отлучки заснеженная Кирилевка показалась ему необыкновенно чистой и нарядной. С любопытством оглядывая дома и деревья, Семен прошел вдоль всей деревни и завернул в проулок к Стоговым. У Марьиного сарая собралось человек десять. Люди рассматривали широкий лаз в крыше, дивились сноровке зверя, ругались, охали.

— Здорово, земляки! — поприветствовал Семен односельчан. — О чем спорите?

Его сразу окружили со всех сторон.

— Семен приехал! Откуда тебя принесло? Здорово, служба! Вот, смотрим, как зверь орудовал, — пояснил кто-то.

Стогова, немолодая уже вдова, платком утирая слезы, пожаловалась:

— Последней скотины лишилась. Думала молоком ребятишек подкормить, да где уж теперь… — всхлипнула она.

— И у нас на прошлой неделе овцу зарезал, — сообщила светловолосая девочка.

Сухой и ровный, как жердь, дед Степанов выругался:

— Чистая ерунда получается. Колхоз машины покупает, каждую копейку бережет, а тут убыток. И ведь надо же так, ни одного охотника в деревне, как назло!

— Помог бы нам, Семен Прохорович! Взялся бы за это дело? — попросила неожиданно Марья. — Ты человек военный, умелый. Пособи народу. Видишь, какой урон несем? Тебе все люди за это спасибо скажут. И на охоту ты раньше хаживал…

— Я только приехал, тетка Марья, — усмехнулся Семен. — Еще в толк не взял, что к чему.

— Вот и попытай счастья, прямо с ходу! — подзадорили колхозники.

— Мы ведь не неволим, мы только просим, — развел руками дед Степанов, — подсоби! А в помощники тебе все пойдем. Я так первый.

— Да ты, дед, сослепу пальнешь не туда, — пошутил кто-то.

В толпе засмеялись.

Степанов сердито прищурил глаз и, глядя на шутника с укоризной, проговорил:

— Тебя не зашибу, не пужайся. Только зубы тут скалить не к чему. О сурьезном разговор идет. Не до смеху.

Семену от этих слов сразу стало не по себе. Разговор действительно шел о серьезном и важном для его земляков деле. Но он почему-то вначале этого не понял и теперь ощущал неловкость за свой отказ. Односельчане смотрели на него с надеждой. Семен почувствовал, что от него ждут ответа, и поспешил исправить неловкость.

— Попробовать, конечно, можно. Отчего же не попробовать… — согласился он. — Только один уговор: пусть мне точно кто-нибудь помогает. Одному тут не справиться. Да и несподручно одному такой охотой заниматься.

Колхозники зашумели. Помогать ему вызвалось несколько человек, но Семен сам отобрал из них только двоих: старика Степанова и бригадира Фролова. Они оба когда-то занимались охотой и теперь могли оказаться полезнее других.

Зашли в избу к Степанову. Обсудили дело. Решили ночью попарно караулить зверя на засидке и тут же, не теряя времени, у маленькой, на отшибе стоявшей баньки выложили приваду.

Две ночи привада пролежала нетронутой, и две ночи просидели возле нее Семен и Фролов.

На третий вечер, когда в домах колхозников засветились огни и где-то в дальнем заулке веселым перебором в такт частушке отозвалась гармонь, к Семену зашел старик Степанов.

— Пора, Семен Прохорович, на позицию, — напомнил он, — коль не надоело, надо идти. Сегодня должен быть!

— Пойду непременно! — согласился Семен.

Он надел тулуп, взял отцовскую тулку и вышел в сени за фонарем.

На крыльце его остановила Ксеня.

— Пошел бы лучше, брательник, на гулянку. У нас куда веселее будет, — пригласила она, — а то заладил в баню, как домовой!

— Завтра, — пообещал Семен. — Завтра Фролов дежурить будет, а теперь, видишь, на охоту собрался!

Ксеня птицей спорхнула с крыльца и скрылась за воротами.

Семен засветил фонарь и вместе со Степановым вышел на улицу.

Шли молча. Каждый думал о своем.

Когда свернули к огородам, сзади послышалась песня.

Незнакомый голос медленно и осторожно, словно нащупывая мотив, пропел: