Синие дали

«Промазал!» — с досадой подумал Семен и бросился к приваде. Чиркнув спичкой, он осмотрел след. След был неровный, широкий. Волк уходил на махах, волоча по снегу левую переднюю лапу. За ним, как бисеринки тянулись темные комочки застывшей крови.

Не зная, что предпринять, Семен бегом припустил к старику Степанову. Минут через сорок, вооружившись фонарем, они уже вдвоем разглядывали след.

Семен волновался и, не переставая, бранил самого себя, но старик успокоил его.

— Ничего, далеко ему не уйти. Заранил ты его здорово, — уверенно проговорил он. — Утром я соберу мужиков, и двинем по следу. Молодец ты, брат! Спасибо тебе люди скажут.

Семену не терпелось ждать до утра, но делать было нечего.

Едва рассвело, Степанов пошел по избам. В погоню за подранком собралось человек десять. Встали на след и, быстро проскочив поле, вошли в лес. Вел охотников Семен, замыкал Степанов. Старик шел без ружья, на широких лыжах, то и дело покрикивая:

— Обрезай его, ребятушки, обрезай!

Первую лежку встретили примерно через час. Лежка была совсем свежей. Семен, не останавливаясь, прошел мимо нее.

За озером в кустах можжевельника открылась вторая лежка. И опять цепочка следов уходила от нее в глубь леса. Волк бежал где-то впереди, не выбирая дороги. Он лез через кусты, бился о стволы деревьев, спотыкался, падал, но вставал и бежал. Видно было, что он торопился забиться подальше в глушь и лечь там зализывать рану.

Семен немного опередил всех и шел один. Рубаха на нем взмокла, лицо и руки горели на ветру. Но останавливаться он не думал. Добыча была где-то здесь, рядом, он чувствовал это, волновался и горячился. Охотничий азарт гнал его вперед, а слово, данное землякам, еще больше подстегивало и заставляло напрягать силы.

Скоро попалась третья лежка. Семен поднажал и почти тут же увидел среди деревьев серую волчью спину. Загнанный, обессиленный, волк с таким свирепым оскалом посмотрел на своего преследователя, что Семен остановился. Ни страха перед человеком, ни смирения не было видно в его горящих глазах. Одна только звериная ненависть. Глаза у волка горели, бока тяжело раздувались. Семен дал дуплет. Волк, точно подкошенный, ткнулся мордой под куст.

Все, что произошло дальше, Семена интересовало мало. Поздравление односельчан и обещание Фролова написать благодарственное письмо командиру части он выслушал довольно рассеянно. Не до этого было ему сейчас. Охота кончилась. Страсть прошла. А вместе с ней… и отпуск. В часть опаздывать было нельзя, и Семен заторопился в деревню.

У крыльца его встретила Ксеня и, довольная, проговорила:

— Ну вот теперь и на гулянку можно сходить.

Семен в ответ почесал затылок.

— Неплохо бы, конечно, — согласился он и виновато улыбнулся: — Да некогда, сестренка. Уезжать пора.

— Неужто весь отпуск проохотился? — не поверила Ксеня.

— Весь начисто, — вздохнул Семен и пошел собираться. Надо было успеть на проходящий поезд.

ПЕРВЫЕ ШАГИ

Мне едва исполнилось четырнадцать лет, когда я впервые взял в руки ружье. Было это на реке Ветлуге, в живописнейших и богатых дичью лесах Горьковской области.

В один из воскресных дней вместе с приятелем Борькой Ясневым я отправился на охоту. Борька родился и вырос на Ветлуге, он знал всю округу вдоль и поперек и рад был показать мне богатые дичью места. Плотный, веснушчатый, рыжеватый, с острым носом, с синими глазами, Борька слыл среди приятелей добряком и отпетым лентяем. Учился он через пень-колоду. Дома тоже старался не утруждать себя работой, но лес и реку любил и мог по целым дням пропадать на рыбалке.

Зарядив десятка полтора патронов, мы поспешили к лодке. Борьке не терпелось узнать, как стреляет мое ружье. Меня тоже подмывало хлопнуть разок. Как только мы пришли на берег, Борька сказал:

— Давай ружье попробуем!

— Давай, — согласился я и стал выбирать, во что бы выстрелить.

— Бей в шапку, — предложил Борька и, не раздумывая, повесил на сук свой новенький картуз.

Я отошел шагов на двадцать, прицелился и бахнул. Из картуза полетела вата. Козырек сломался пополам.

От неожиданности я смутился и, запинаясь, пробормотал:

— Что сделал-то, а?

Но Борька даже не обратил на это внимания.

— Хорошо бьет, — уверенно сказал он. — Дай я тоже попробую. — И выстрелил из второго ствола.

После этого, закинув картуз в кусты, мы сели в лодку и оттолкнулись от берега.

Стоял ясный ветреный весенний день. По Ветлуге шел лед. Холодные пенистые волны с шумом плескались о борт лодки. Но нам все было нипочем. Налегая на весла, мы все дальше уходили от берега, потихоньку приближаясь к заветным местам охоты. Вот и лес! Каким непривычным выглядел он в половодье! Наполовину затопленные деревья казались несуразно маленькими. Кусты совсем исчезли, и лишь отдельные верхушки их виднелись над поверхностью. Ни сучков, ни валежника, ни прелой прошлогодней листвы, ни единой сухой, перестоявшей под снегом зиму травинки не было видно: все скрылось под водой. Между деревьями плавали осколки льда, грязная пена. Утки со свистом носились над затопленными зарослями.